Посылаю тебе письмецо ко мне жены того молодого белоруса, о котором я писал тебе[631]. Это даст тебе почувствовать, что отношение у меня здесь с людьми хорошее. Жаль только, что уже почти всех перевели на другие колонны. Из старых знакомых остались — инженер-летчик, который мне рассказывал свою жизнь, санитарка и два десятника из 188 колонны. Но мне и их достаточно, чтобы не чувствовать себя совсем одиноким.

Холода вернулись. Резкий ветер и тучи. Но сегодня снова ясное утро. Я пишу тебе, моя далекая и такая близкая, все наше в прошлом, но моя жизнь и здесь полна тобой. Дай же мне вот так обе твоих руки и улыбнись мне этой твоей улыбкой, которую я так часто вижу перед собою. Ты вспоминаешь действие на меня увертюры из «Тангейзера». Да, это было-было в Детском Селе в конце мая, т. е. пять лет тому назад. Я шел с письмом тебе на почту. И на душе звучали звуки отречения, звуки пути пилигримов, которыми начинается увертюра. Но внутри поднимались другие звуки, разрывающие их, звуки ликования, звуки пробуждения и страсти. И вот я услышал звуки радио с этой мощной увертюрой. Она тогда меня потрясла и была одним из моментов, сломивших мое сопротивление. Ведь это были дни большой внутренней борьбы. А сейчас — сейчас звучат опять торжественные, но печальные звуки — начала и конца увертюры. Вспомнилась мне еще далекая страна — дорога по склону Сабинских гор — внизу бурная зеленая река Анно. Белая меловая пыль под ногами. Окрест рощи из серебристых оливок. Почему-то там в 1911 г. в июне тоже зазвучала увертюра из «Тангейзера». Почему я не мог быть с тобою на этом концерте! Все прошло. Ты пишешь о пробуждении интереса к Лермонтову. Помнишь ли ты, как я собирался расширить свое изучение 30^х и 40^х годов, включив в свою работу и современника Герцена — Лермонтова. Помнишь ли, как я мечтал изучить лермонтовские места в окрестностях Пятигорска и закончить эту работу совместным посещением осенней Армении? Помнишь ли ты, как от Литературного музея намечалась мне с Дм. Мих.[632] совместная длительная командировка в Тарханы для устройства музея в память Лермонтова? И это все прошло с моими мечтами.

А весеннее солнце так ясно, так нежно льет свой свет на клейкие весенние листочки и на стол с этим письмом тебе. Еще лежат длинные, синеватые тени. Раннее утро. А у Вас час ночи. Ты еще, может, не спишь. Ну, спокойной ночи, моя Ярославна. Пусть тебя посетят светлые сны. Целую тебя и покрываю одеялом. Принимаюсь за работу. Твой Коля.

Если сможешь без особого труда достать Фадеева «Последний из Удэге»[633] — в дешевом издании (там описан наш край), вышли. Денег больше не высылай. Посылки посылай реже. Спасибо за все.