Работаю опять над Герценом. В июне у меня очень ответственный доклад о его стиле в Союзе писателей. Надо работать. Надо преодолевать оставшееся время — именно работой. А мое прошлое никогда не померкнет. А в моем настоящем все же еще остались источники тепла, согревающие душу, которой подчас бывает очень холодно. Помнишь слова Адриана о своей душе — rigida, но я никогда не скажу nudula[820].

Привет твоим. Пиши чаще о здоровье всех твоих.

Твой НАнц

28 июня 1942 г. Москва

Мой дорогой Гогус, как я благодарен тебе за присланный гонорар. Признаюсь, у меня была мысль написать тебе, чтобы ты оставил его себе до лучших времен, но я колебался, т. к., несмотря на все благоприятные данные, все же не был уверен в напечатании моей новой книги. Я уже видел после чрезвычайно хвалебного отзыва редактора, имеющегося у меня в письменной форме, и видел резолюцию «в производство»[821]. Но тут произошло нечто таинственное, и книга моя отвергнута, причем по таким диким мотивам, что я не могу поверить, что это не маскировка. Укажу один из мотивов — меня упрекают в охаивании Петербурга, заметь — не Ленинграда, а именно Петербурга. Вот выдержка из рецензии. «Так как книга о Москве, то автор счел нужным все остальное подвергать охаиванию, особенно достается Петербургу», и вот пример моего «охаивания». Цитата из моей книги: «Петербургская голштинская династия и петербургские немцы не могли не только угасить, но и задержать развитие Москвы с ее просвещением и с ее промышленностью». Это отождествление моим рецензентом[822] — Петербурга с петербургскими немцами — совершенно восхитительно! Вот где «усердие не по разуму»[823]. Ты, конечно, понимаешь, что я всюду пользовался случаем сказать доброе слово о моем любимом городе.

Я на эту рецензию написал в из-во «Худ. Литер.» резкий ответ, но заранее уверен, что участь моей книги решена[824]. Я даже не получаю 25 % — которые когда-то выдавали как аванс, и это несмотря на «гарантийное письмо». Хотел писать сперва о неприятном, а потом о хорошем, но неприятное заняло слишком много места. Хороши эти твои письма. Я так рад, что рассеялись грозные тучи опасных болезней над твоей семьей. От всей души мы оба радуемся за вас и за ваших малышей. Очень ты был мне близок и дорог всем, что писал мне в своих письмах. Всего, всего тебе тихого, светлого, ласкового, теплого.

Твой НП.

24 сентября 1942 г. Москва

Милый Гогус. Посылаю тебе на молоко. Знаю, что мало, но хочу, чтоб ты знал, что я волнуюсь о тебе. Пиши о здоровье и о семье.