Мы поволокли впавшего в окоченение счастливца на рандеву.

Товарищ Парамонова оказалась необъятных размеров крашеной блондинкой. Она вырвала из наших мерзких лап грязное чудовище (Сеня опух от слез, оброс и выглядел, прямо скажем, неаппетитно).

– Господи! На кого ты похож, подлец! Свинья свиньей! – голосом моего ротного старшины Лысенко запела товарищ Парамонова. – Ты обо мне подумал? О детях подумал?

Она дала мужу затрещину и поволокла его в глубь отделения.

Надо ли говорить, что она тут же нашла общий язык с эскулапами, выполоскала Сеню в ванной, заставила побриться, переодела в чистое, собственноручно накормила домашним – и все это, не переставая строить и причитать.

По прошествии нескольких дней, немного оправившись от шока, Сеня Парамонов объяснил катастрофу, произошедшую с ним, изменой любимому напитку.

В первый же день свободы, когда «Хирса» была сметена гаражными завсегдатаями и знатоками племенной птицы (на беду рядом с гаражом притулилась голубятня), отряжен был гонец уже за водкой – дальнейшее утонуло в пламенном чаду.

Кое-что из имущества проспавшиеся и устыдившиеся воры вернули – невероятно, но очевидно – дверь навесил на место именно тот, кто ее снял «для дачи».

Я встретил Сеню много лет спустя, в другой жизни.

Он еще больше усох, скукожился, но продолжал потрясать владельцев антикварного фарфора клеем собственного изготовления, который не оставлял никаких следов, и швы склейки можно было обнаружить только в микроскоп.

Он не пил, вернее пытался пить дома под надзором товарища Парамоновой:

– И портвейна этого залейся… Сама покупает. «Хирсы» днем с огнем не сыщешь, а ей приносят… Но не могу – в горле костью встает, а тут еще она сидит и смотрит… Помнишь как я квартиру спустил? Ну, да ты-то знаешь, а здесь не верит никто…

Странное дело, событие, о котором Сеня по его собственному признанию, ничего не помнил, кроме лихого начала и сокрушительного конца, стало самым ярким эпизодом в его тусклой жизни, где даже «Хирса» была не в радость.

Еще одним жильцом нашей палаты был Егор Ершов, местная знаменитость и человек действительно незаурядный.

Таких людей вживе я видел дважды в жизни: был Ершов ростом 2 метра 2 сантиметра, весил ровно десять пудов. И мог бы, наверное, стать в молодости знаменитым баскетболистом или олимпийским чемпионом по штанге, но ни оранжевый мяч, ни стальной гриф с насечками, ни четырехтомник Платона, ни сборный концерт во Дворце съездов – ничто не вызывало интереса у Егора, он оживлялся лишь при виде водки.

Эскулапы ставили на Ершове жестокие опыты, которые могли кончиться смертью богатыря.