Он, видимо, действительно не понимал, что я не только пить, я для других надобностей с ним рядом не сяду…

Я отказывался, он убирал свой провокаторский антураж и пытался беседовать со мной за жизнь.

Его кургузые мысли оскорбляли меня.

Я мямлил нечто неопределенное, удивляясь его несообразительности: в кабинете старшей медсестры хранились сотни явно не считанных бутылок, и она никогда не оскорбляла меня дурацкими подозрениями или предупреждениями, что каждый грамм взвешен, размерен и учтен.

Она что-то смутно понимала из того, что со мной происходит, Сударев не понимал ничего.

Через несколько лет он стал пациентом отделения, и я искренне за него порадовался.

Ко мне прибились два тихих пьяницы: Аркаша Чернов и Володя Богомолов.

Чернов был гляциолог, в одной из экспедиций он потерял левую руку по локоть, но из профессии не ушел; он был влюблен в свои льды; лихо, по словам очевидцев, водил вездеход и рвался в самые опасные предприятия.

Он был женат и имел двух дочерей дошкольного возраста.

Его жена, учительница, работала воспитательницей в том детском саду, куда ходили дети.

Это была милая, преданная и самоотверженная женщина; было видно, что мужа она любит самозабвенно и никогда, ни при каких обстоятельствах, не бросит его, но она уже была надломлена горем.

Чернов был единственным человеком в отделении, который истово хотел вылечиться.

– С риском для жизни я брал образцы воды и эти, еще неисследованные объемы я слил в унитаз, чтобы сдать посуду и похмелиться, – он чуть не плакал от сознания собственного падения.

Аркаша пропивал все семейные деньги. Дочери и жена кормились в детском саду, привыкли к нужде…

Лариса что-то перешивала, вязала, только что сапоги не тачала.

Стыд жег Аркадия, он был мрачен, немногословен, но любил помечтать, как они счастливо заживут, когда его вылечат.

Мне отчего-то вспоминался Актер из пьесы Максима Горького «На дне».

Володя был спортивным ортопедом. Его единственный темой были воспоминания, сколько и с кем из знаменитых спортсменов он выпил.

В клинике, где он работал, их шугали, и спортсмены с доктором собирались в хозяйственном дворе «у помоечки», что привело к возникновению у Володи устойчивого рефлекса – пить у мусоросборников.