– Услышав про Лив, Клодетта начала кричать, а потом у меня на глазах принялась рвать это платье. «Ну и убирайся к своей Лив! – выкрикивала она. – Скатертью дорога!»

Элиза медленно втягивала в себя воздух. Какой ужас!

– Вы в это время спали наверху. И вдруг кто-то из вас проснулся и закричал.

Элиза посмотрела на побледневшую Элен:

– Элен, ты?

– Должно быть, я выскочила на площадку. – Элен прищурилась.

– Ты плакала?

– Помню, я кричала на нее, умоляла: «Мамочка, перестань! Пожалуйста, перестань!» Я была напугана.

– А еще что-нибудь ты помнишь?

Судя по ее лицу, Элен сама сомневалась.

Элиза по себе знала, каково бывает извлечь воспоминание, с которым совсем не хотела столкнуться. Такое обычно случалось на «ничейной земле», в промежутке между сном и бодрствованием, когда подавляемые образы вдруг поднимаются из глубин сознания. Ей вовсе не хотелось побуждать сестру к болезненным воспоминаниям.

– Можешь не отвечать, – поспешно сказала Элиза. – Обойдемся.

Но Элен махнула рукой:

– Мама, как безумная, взбежала по лестнице. Помню, я повторяла: «Мамочка, не надо». Но она схватила меня за руку и дернула так сильно, что у меня заболело плечо. На мои просьбы она не реагировала.

Элен смотрела в пространство, словно видела сцену из далекого прошлого. Элиза подошла к ней, однако Элен ее даже не заметила.

– Я цеплялась за подол ее платья, пытаясь задержать, но она выдвинула чердачную лестницу и велела мне лезть на чердак. Я просила ее не делать этого, умоляла хотя бы не закрывать задвижку. Но мама была глуха. Она знала, что я боюсь чердака, темноты и существ, обитавших там.

– Я и не знал, – покачал головой Фридрих.

– Не знали?

Вид у него был сокрушенный.

– Я бы вмешался. Я подумал, она отвела вас в комнату. Вниз Клодетта спустилась в полной истерике. Она рыдала, громко всхлипывая. Ее гнуло в дугу. В руках она держала бутылку. Уж не знаю, где она ее раздобыла. Размахнувшись, Клодетта швырнула бутылку в стену и велела мне проваливать.