– Они повесили его, – прерывающимся голосом сказала София. – Повесили моего Лоренцо.

Сердце Карлы болезненно сжалось. Так, значит, это правда. Надо держаться… чтобы помочь Софии, надо держаться, хотя такого известия вполне достаточно, чтобы сломать и самого сильного, что уж тут говорить об их хрупкой госпоже.

– Ну же, – сказала она, помогая спотыкающейся Софии добраться до стула. – Сядьте вот здесь, а я вас укрою. Может, поедите?

София покачала головой:

– Нет, просто оставь меня здесь.

– Как, одну? Вам нельзя оставаться одной.

– Очень тебя прошу. И не пускай сюда никого. Не говори никому, что я здесь. Скажи, что я чувствую себя хорошо, просто решила отдохнуть.

– А как насчет вашей матери и Максин?

– Скажи им, что со мной все хорошо.

Она помолчала немного.

– Карла, я убила человека. Преднамеренно и хладнокровно. И теперь мне нужно побыть одной.

– Вы поступили правильно.

– Он хотел забрать картину.

– «Святого Себастьяна»?

– На самом деле это не имеет значения. Я бы позволила ему взять ее. Он вообще мог забрать все, что угодно, но… он сказал, что они повесили Лоренцо.

Охваченная ужасом, Карла молчала, ожидая продолжения, но София больше не сказала ни слова.

– Хорошо, спуститесь потом, когда сможете, – тихо сказала наконец Карла, будто разговаривая с ребенком. – Я оставлю вам водички и приготовлю вкусный ужин, что-нибудь ваше любимое. А вы поспите, постарайтесь выспаться как следует.

София кивнула.

Карла с ужасной, мучительной болью в душе поспешила вниз, на кухню. Ей сейчас хотелось лечь и забыться сном. Или превратиться в другого человека. Только чтобы не испытывать этого ужаса, от которого можно сойти с ума. Пытаясь хоть немного успокоиться, она сделала долгий, глубокий вдох, села и, уронив голову на сложенные руки, разрыдалась. Плакала она отчаянно и долго. Тяжело видеть ее любимую госпожу в таком ужасном состоянии, но Лоренцо… Карла знала его чуть ли не с того самого дня, когда он родился. Если бы это она стояла перед Кауфманом с пистолетом в руке, то застрелила бы его не задумываясь. Если говорить прямо, расходовать на него пули – много чести, слишком легко этот фашист отделался. Она представила себе Софию, одну-одинешеньку там наверху, с ввалившимися глазами, упавшую духом. Так не должно быть, это несправедливо.

Чуть позже она прокралась на самый верх башни и увидела, что София крепко спит. Карла не отважилась прерывать ее забытье и решила заняться тем, что обещала: постараться найти что-нибудь вкусненькое и приготовить ей на ужин, надеясь, что вечером София все-таки спустится. Горе по-разному сказывается на людях. Одним нужно находиться среди людей. Другие предпочитают одиночество. Надо только поддержать и обнадежить Эльзу. Карла пойдет и скажет, что с ее дочерью все будет хорошо. А потом поищет пропавшего ребенка.