В центре сада она увидела деревянную статую в человеческий рост. Это была маленькая девочка, держащая цветок на вытянутых руках. Элис уже видела эту статую.

– Элис.

Элис обернулась, ее сердце бешено колотилось. В конце аллеи стояла Салли, ее лицо выглядело помятым со сна, на нем лежала печать грусти.

– Какого черта это делает здесь? – спросила Элис, ее голос был слишком высоким, рука дрожала, указывая на статую. – Почему у тебя здесь статуя, которую вырезал папа?

Салли сделала шаг назад.

– Пойдем внутрь. – Элис не ответила. – Пойдем, Элис. Я сделаю еще кофе. Мы сядем и поговорим.

* * *

Внутри Салли поставила на столик возле кушетки свежесваренный кофе и жестом предложила Элис присесть. Она повиновалась.

– Боже. – Салли неловко рассмеялась. – Я столько лет мечтала поговорить с тобой об этом, и вот теперь не могу выдавить из себя ни слова. – Она потерла руки. – Дело в том, что я не знаю, с чего начать. Может быть, ты будешь задавать вопросы, Элис, обо всем, что тебе хочется узнать, с этого и начнем.

Элис подалась вперед, стараясь говорить ровным голосом.

– Начни с того, почему у тебя в саду одна из папиных статуй, изображающих меня, – сказала она. – Или начни с того, почему мама завещала тебе стать опекуншей для меня и моего брата.

Вопросы, которые она носила в себе с того момента, как открыла конверт Твиг, выплеснулись в один момент.

Салли побледнела.

– Ух ты, – сказала она. – Ну хорошо.

Элис нервно задергала ногой, когда в ее сознании проплыла фраза из завещания матери: «Если Джун Харт не будет иметь возможности вырастить моих детей, я, Агнес Харт, этим документом передаю опекунство над ними Салли Морган».

– Ты знала ее? Мою маму? – настойчиво спросила Элис.

– Нет, – ответила она. – Нет, Элис. Не совсем. Мы разве что иногда случайно проходили друг мимо друга в городе.

Элис тряхнула головой.

– Это бессмыслица. Почему тогда она оставила нас тебе?

– Я не знала твою мать, но она знала меня, Элис, – сказала Салли. – Это она знала меня.