Гарольд долго молчал. Бетти чувствовала, как напряжение сгущается в воздухе, словно перед грозой. Потом он взял ее за руку – наконец-то! – и охрипшим голосом проговорил:

– Я не хочу, чтобы с тобой снова случилось что-нибудь плохое!

Бетти зажмурилась.

– Как ты думаешь… – В ее голове закружились вопросы. «Как ты думаешь, у нас получится? Люди нас примут? Мы найдем место, где сможем быть вместе?» Где они будут жить, какие праздники отмечать, придется ли ей принять его веру и ходить с ним в церковь? Как к ней отнесутся его родители? Как ее мать отнесется к Гарольду? Обрадуется ли Сара, что Бетти наконец не одна, хотя он не белый и не еврей, или прошипит «ненормальная», как в свое время обозвала Джо?

Часть ее вообще не хотела об этом думать. Взять его за руку, повести в постель, обнять и сказать себе, что завтра будет другой день, что рано или поздно все прояснится. Другая ее часть – бо́льшая, разумная – знала, что Гарольд на это никогда не пойдет. Гарольд слишком осмотрительный, сознательный, методичный. «Семь раз отмерь, один раз отрежь», – любил говорить он. Рисковать такой мужчина не станет. Гарольд захочет точно знать, на что идет, что выигрывает и что теряет, выбирая Бетти. Она закрыла глаза, жалея себя и ощущая щемящую жалость к сестре, которая, наверное, задавала себе те же вопросы, когда влюбилась в Шелли. Куда мы пойдем, как мы будем жить и есть ли в этом мире место, где мы можем быть вместе?

– Я хочу быть с тобой! – заявила Бетти, ничуть не заботясь, насколько это прозвучало дерзко или недостойно леди. – Я хочу, чтобы мы были вместе.

Гарольд молчал ужасно долго. За это время Бетти успела представить свою жизнь без него. Никаких больше субботних вечеров и воспоминаний о гонках по Вудвард-авеню, о тренере Кранце или о параде на День благодарения. Никаких звонков в девять часов вечера, просто чтобы узнать, как у нее дела, никаких букетов, которые она ставила в стеклянные банки, и улыбалась всякий раз, когда их видела. Никаких больше фантазий о том, как приятно прижаться к Гарольду всем телом, коснуться блестящей кожи на спине и плечах, густых волос на голове и наконец узнать, пахнет ли так же пряно вблизи…

– Это будет нелегко, – заметил он.

Глубокий голос Гарольда отдавался во всем ее теле.

– Знаю, – сказала Бетти.

– Нет, – покачал головой Гарольд. Голос у него был мрачный, однако ее руки он не выпустил. – Тебе кажется, что ты знаешь, но ты даже не представляешь… – Он оглядел сидящих у костра людей, черных и белых, и медленно проговорил: – Ты думаешь, мы из одного города… Мой Детройт, моя семья, моя история – совсем другие! Пожалуй, здесь мы и смогли бы быть вместе, только ваша ферма – еще не весь мир.