Послышался топот тяжелых ботинок по металлическому настилу коридора.

– Хоутон, тебе почта, – сказал надзиратель и бросил в камеру два конверта, которые улетели под койку.

Питер протянул руку и подобрал их, царапнув ногтями цементный пол. Первое письмо было ожидаемое – от матери. Она писала ему три-четыре раза в неделю. В основном обо всяких глупостях: как хорошо у нее разросся паучник, о чем пишет местная газета. Сначала Питер даже думал, уж не использует ли мать какой-то тайный язык, чтобы передать ему под видом всякой ерунды нечто очень важное, способное поднять его дух. Но потом понял, что она просто заполняет страницы словами, и перестал даже открывать ее письма. Никаких угрызений совести по этому поводу он не испытывал, поскольку знал: она пишет не для того, чтобы он читал, а для того, чтобы сказать самой себе, что она написала ему письмо.

На родителей Питер не сердился. Во-первых, ему было не привыкать к их недогадливости. Во-вторых, понять его могли только те, кто был в тот день в школе, а они не спешили забрасывать его посланиями.

Уронив письмо матери на пол, Питер посмотрел на адрес, написанный на втором конверте. Адрес был незнакомый: писали не из Стерлинга и вообще не из Нью-Гэмпшира. «Элена Баттиста, – прочел он, – Риджвуд, Нью-Джерси». Питер разорвал конверт и пробежал письмо глазами:

Питер!

У меня такое ощущение, будто я Вас уже знаю, потому что отслеживаю информацию о случившемся в старшей школе Стерлинга. Сама я школу уже окончила и учусь в колледже, однако мне кажется, я Вас понимаю, поскольку была примерно в таком же положении. Сейчас я пишу работу о том, к чему может привести травля одних школьников другими. С моей стороны, наверное, самонадеянно рассчитывать на то, что Вы согласитесь со мной разговаривать… но возможно, если бы я, когда была старшеклассницей, знала кого-то похожего на Вас, моя жизнь была бы другой. Может быть, никогда не поздно???

Искренне Ваша,

^{Элена Баттиста}