Тетя Розамунда была дама стройная, — все еще гибкая и красивая, с длинными ногами и очень тонкой талией, но лицо было как-то странно помято, под глазами — коричневые мешочки, уголки губ терялись в сетке старческих морщинок. Казалось, обе щеки у нее припухли, причем неравномерно, и одна щека была краснее, другая — бледнее. Тетя Розамунда разговаривала громко, мгновенно переходя с немецкого на чешский, и смеялась как мужчина, показывая два неполных ряда здоровых неровных зубов, — но Лизе она показалась в высшей степени великосветской и аристократической рядом с чистенькой, аппетитной, кругленькой золовкой, которая, хоть и умела (по крайней мере судя по ее собственным словам) предсказывать будущее и верила, что у нее работает мертвый садовник, была рачительной хозяюшкой и озабоченно делала пухлой ручкой знаки лакею с бакенбардами — ранее он был замечен на козлах Оскаровой кареты, а теперь подавал на стол — и сама резала жаркое и заправляла салат. Няне с Мишей панна Амалия распорядилась отнести обед наверх, и это покоробило Лизу, потому что в Праге у них Аннерль ела за общим с хозяевами столом. «Аннерль обидится, — мелькнуло у Лизы в голове, — но ничего не поделаешь, видно, Дынбиры знают, как принято в свете».

Правила высшего света, быть может, и были известны дамам семейства Дынбир, но, как оказалось, у них были самые странные воззрения на то, что творится в свете простом. Амалия слукавила, говоря, что они ничего не знают о войне; однако их знания были совершенно отличны от того, что знали обыкновенные люди.

— Это подлинное благословение для человечества, — заявила пани Мунда, когда речь — что было неминуемо — зашла о кровопролитии под Градцем Кралове.

Лиза с удивлением спросила, в чем же видит пани Мунда тут благословение, и та ответила пространно и назидательно, с оттенком полной уверенности в своей правоте. Не без ревнивого чувства Лиза подметила, что Оскар смотрит на говорившую таким любующимся, таким одобрительным, даже ласкающим взглядом, что, не будь она женщиной пожилой, да к тому же его теткой, можно было подумать, что он в нее влюблен.

Человеческая душа, — так говорила пани Мунда, — некоторое время после смерти тела живет в астральных сферах, но потом возвращается на землю и вновь воплощается — это несомненно, это доказано научно; слыхала ли об этом пани Борнова?

Нет, пани Борнова об этом ничего еще не слыхала.

Что ж, она слышит это теперь: пусть слушает внимательно, это очень важно. По мере таких перевоплощений душа неустанно совершенствуется, облагораживается, становится утонченнее. Научно доказано, что, например, душа Гете, до своего воплощения в него, то есть до того, как Гете родился, воплощалась три тысячи двести пятьдесят шесть раз; прежде чем стать Гете, она жила в теле философа Лейбница; потом она тридцать три года приуготовлялась к своему последнему воплощению, но после смерти Гете больше ни в кого уже не переходила, а прямо растворилась в нирване, что есть высшая ступень совершенства.