– Когда я прощалась с вами, господа, я могла дать вам на память только бантик, – проговорила она, – теперь же я встречаю вас в прекрасной Франции, моем новом отечестве, с цветами в руках и говорю вам «добро пожаловать». Ваше величество, – обратилась она затем к королю, указывая рукой на Сэррея, – вот тот строгий страж, о котором я рассказывала вам. Он оказывал всевозможные препятствия графу Монтгомери, но, как только освободился от данного слова, помог ему провезти меня в Дэмбертон. Верность, мужество и храбрость были отличительными чертами графа Сэррея даже в его юношеском возрасте.

– Наши рыцари, вероятно, позавидуют вам, что вы выслушали такую похвалу из столь прекрасных уст, – улыбаясь заметил король, – а как было бы интересно заглянуть в сердца красавиц, желающих обратить на себя ваши взоры.

Екатерина Медичи и Диана Валентинуа с нескрываемым благоволением смотрели на красивого юношу, о котором женщина говорила, что он храбр и верен. Сотни прекрасных глаз испытующе смотрели на Сэррея, как бы желая убедиться, может ли он так же мужественно и скромно посвятить себя обыкновенной женщине, как был предан королеве.

Это было для Сэррея сладкой наградой за грустное прошлое. Чувство благодарности наполнило его сердце, и, растроганно поцеловав руку Марии Стюарт, он стал искать взорами Марию Сейтон.

Она была единственной дамой из всех присутствующих, которая, по-видимому, не слышала милостивых слов молодой королевы. Что это было – продолжение ли старой игры или желание скрыть свое смущение? Молодая девушка оживленно болтала с графом Габриелем Монтгомери, и их беседа была настолько интересна, что Мария Сейтон не заметила, что к ней подходит Сэррей.

– Итак, сегодня ночью, третье окно от боскета Юноны! – прошептала она графу Монтгомери.

Но стоявший возле него Сэррей расслышал слова молодой девушки.

Мария Сейтон подняла свой взор, и густая краска залила ее лицо. Это смущение еще более слов убедило Роберта, что любимая им девушка назначила другому свидание.

Холодная дрожь пронизала его тело. Он слышал о разнузданной жизни парижского двора и потому допускал возможность подобного свидания. Итак, та женщина, чей образ он носил в своей душе как святыню, оказывается развратной девушкой! Дикое бешенство охватило Сэррея при этой мысли. Понятно, подобной особе была смешна почтительная, робкая любовь мечтательного юноши! Для того чтобы пользоваться ее расположением, необходимо было быть дерзким, нахальным.

«О, она должна мне ответить за свое поведение! – подумал Роберт. – Но прежде, чем я покажу ей полное презрение, я обличу ее».