Граф Мортон удалился, пожимая плечами; никто не был ему так ненавистен, как французские кавалеры. Франция была виновницей волнений в Шотландии; это она раздула междоусобие, а теперь отказывала в помощи против Англии.

– Только бы мне залучить тебя в Шотландию! – проворчал он, покидая дворцовый парк. – Тогда эти французские дураки будут заколоты шотландской шпагой, а ты узнаешь, что наши дворяне если и не так изящны, как эти ветрогоны, то достаточно благородны, чтобы заменить целую дюжину подобных господ.

– Вы хотите услышать мой голос? – прошептал Кастеляр, пожирая Марию пламенными взорами, и жар долго сдерживаемой страсти вспыхнул в нем с новой силой. – Должен ли я говорить как друг или как поклонник, как француз или как слуга, посвятивший вам свою жизнь? Королева, мое сердце переполнилось! Все, что чувствует отец при виде своего ребенка в руках разбойника, что чувствует влюбленный, видя свою невесту во власти грубых сыщиков, что чувствует брат, беспомощно следя за гибелью сестры, – все это, и еще несравненно более того, испытываю я, потому что в вас для меня заключается все, что дорого и ценно моему сердцу. Я должен подать вам совет? Хорошо! Спросите же, приятно ли терзать себе сердце, терзать самого себя? Вы хотите ехать – нет, вы не хотите, но вас принуждают, действуя на ваши благородные чувства, распроститься с личным счастьем, порвать все узы, которыми вы дорожили. Вы – священный жертвенный агнец. Тело увлекут прочь, но ваше сердце останется здесь, ваша душа никогда не покинет Франции. О, – с горькой улыбкой продолжал он при виде того, как Мария залилась слезами, – сегодня говорят, что долг призывает вас в Шотландию, что Небо повелевает вам взять в руки скипетр, а завтра потребуют от вас, чтобы вы избрали себе в супруги одного из шотландских неотесанных, грубых лэрдов, станут доказывать, что необходимо продать вашу руку, и вы терпеливо подчинитесь.

– Никогда не бывать этому! – воскликнула Мария и положила руку на плечо Боскозеля, тогда как ее глаза смотрели на него почти с мольбою. – Лучше умереть! Вы будете служить мне защитником. Ваш вид придаст мне мужество сопротивляться, потому что он напоминает мне дорогого усопшего, а ваш меч скорее пронзит мне сердце, чем допустит, чтобы я продала его.

Кастеляр бросился на колени и обвил руками одежду королевы.

– Поклянитесь мне в том, Мария! – воскликнул он, пылая воодушевлением и любовью. – Поклянитесь мне, что политика никогда не будет распоряжаться вашим сердцем и рукою! Тогда я перестану бояться, потому что в таком случае вы отдадите Шотландии лишь то, чего не хочет Франция; тогда хотя вы и будете королевой тех суровых воинов, но для меня останетесь Марией Стюарт, единственной, недосягаемой, вечно любимой…