– Так кто же мешает вам вырвать у него эту добычу из рук? Ну конечно, гораздо приятнее и легче оставаться тюремщиком старого, слабого Ламберта и ворчать да покрикивать на него, чем рискнуть сыграть смелую шутку!.. Зато, если бы вам удалось узнать, куда именно эти негодяи заманили несчастную леди и мою девочку, мы с вами могли бы ставить сэру Кингтону какие угодно условия!

– Ага! – засмеялся Пельдрам. – Так вот оно что! Вот куда вы гнули, старая лиса! По-вашему, я должен предать своего господина?

– Да кто же говорит об этом? Ведь ваш господин – лорд, а если вы – честный слуга, то должны сами стоять на страже его интересов и не допускать, чтобы Кингтон зашел далее, чем это может быть угодно и желательно самому лорду. Вы сами только что сказали, что Кингтон ненавидит леди и она будет вполне в его власти, как только граф вернется обратно в Лондон. Графу Лейстеру придется поверить всему, что только ни скажет ему Кингтон, а если последний найдет это нужным, то он будет преследовать последнего свидетеля тайны так же, как и меня; он позаботится о том, чтобы вы не могли повредить ему, сэр Пельдрам. Вы знаете чересчур много, чтобы Кингтону можно было не бояться вас!

– Подождем еще, старичок! Если бы вы не проявляли такого большого интереса к этому, то я еще больше склонился бы на ваши слова. Но посмотрим – утро вечера мудренее. Если я только заподозрю, что Кингтон собирается подставить ножку и мне, то у меня еще будет время вступить с вами в переговоры, а вы никуда не скроетесь от меня!

Ламберт готов был скрежетать зубами от ярости, что весь его тонко построенный план разбился об упрямство Пельдрама. Скрепя сердце он подал ему еще жбан сваренного на кореньях вина и вышел через боковую дверь на галерею, в которой скрывался Сэррей.

– Теперь вы все знаете, милорд, – сказал он. – Теперь уж за вами дело, чтобы найти дорогу к спасению!

– И к мести! – мрачно пробормотал Сэррей. – Значит, бесчестный Лейстер солгал мне, хотя и ручался при этом своим словом! Что же вы думаете делать?

– Милорд, мне придется терпеливо ждать, пока не удастся переманить на свою сторону этого упрямого негодяя. Вы слышали, моя дочь должна поплатиться за измену; но это не может удержать меня, так как она потеряна для меня с того самого момента, когда ее украли у меня. Такой, какой она покинула меня, я уже не увижу ее, и если она даже окажется незапятнанной, то все же яд тщеславия проник в ее душу и она стала для меня чужой. Не о ней я забочусь, для меня она хуже чем мертва: она отдана негодяям и находится во власти Кингтона. Но жажду мести и потому притворюсь смиренным плутом и усыплю их опасения, пока не добьюсь возможности всадить нож в сердце лорда и Кингтона; тогда я буду наслаждаться их страданием с такой же жестокостью, как они наслаждаются моим позором.