В этот день, в обеденное время – то есть астрономически около полудня, – леди вошла в будуар своей дочери, чтобы в последний раз поговорить с ней без свидетелей относительно предполагаемого решительного акта и чтобы ободрить и утешить ее.

Маркиза была пышной женщиной, лицо которой еще хранило на себе отпечаток былой красоты. Сразу бросалось в глаза, что она была много моложе своего мужа.

– Милая дочь, – сказала она с выражением участия, входя к Эсфири в комнату, – наступил решительный момент твоей жизни. Вооружись мужеством и заставь себя повиноваться отцу. Возьми пример с меня: ведь я тоже когда-то была вынуждена взять себе в мужья нелюбимого.

– Милая, дорогая мама! – воскликнула Эсфирь, кидаясь на грудь матери. – Это так тяжело! Я близка к полному отчаянию! – и девушка разразилась рыданиями.

– Ты успокоишься, как успокоилась и я когда-то, – ответила мать, – ты утешишься, как и я когда-то утешилась. Поэтому я и сделала тебя, моя Эсфирь, поверенной своих тайн. Ведь нам ничего больше не остается, как хитростью обманывать бдительность наших тиранов. Но ведь они и не заслуживают ничего лучшего!

Девушка, слушая мать, стала рыдать уже не так горько.

– Во всяком случае ты можешь всецело рассчитывать на меня, – продолжала маркиза, – я всегда буду готова стать тебе опорой и помощницей!

Эсфирь подняла свое заплаканное личико, и взгляд ее больших темных глаз впился в мать.

– Но к чему я должна повиноваться желаниям человека, которого ничто не связывает со мною? – спросила она.

– Дитя мое! – испуганно вскрикнула мать. – Разве ты забыла?.. Да что стало бы с тобой, что стало бы со мной, если бы лэрд мог хотя бы только заподозрить истину?

– Это – правда, мама… Я не хочу делать вам никаких упреков, но не могу не сказать, что мне приходится жестоко расплачиваться за ваш грех.

– Ты не права, моя девочка! Ведь тебе приходится просто испытать на себе ту же участь, которая когда-то была моим уделом. Наша любовь направлена на слишком ничтожных людей, и как Марона не мог выступить открыто соперником сэра Спитты, так и Джон Гавиа не может тягаться с лэрдом Лурганом. Но если лэрд Лурган и будет в глазах света твоим супругом, то верный Джон все-таки останется твоим любовником!

– Мама, мама! – с упреком в голосе сказала Эсфирь. – Та мораль, которую вы проповедовали мне когда-то прежде, звучала совсем иначе, чем то, что вы говорите мне теперь.

– Дитя мое, неужели же ты хотела бы, чтобы я заставила твое сердце подчиниться насилию?

– Конечно нет! Но я хотела бы отречься от лэрда; пусть и он тоже оттолкнет меня от себя, и тогда я буду иметь право последовать за Джоном в его хижину!