Во дворце Спитты с внешней стороны все как будто пришло в обычный порядок. Швейцар стоял на своем посту, как и всегда, но только уже не был одет в парадный мундир. Лакеи уже покончили с возложенной на них обязанностью – спроваживать приглашенных гостей – и теперь могли на досуге предаваться болтовне.

Но вот у главного портала дворца показался гость, который ни в коем случае не принадлежал к числу приглашенных. Это был Джон Гавиа.

Весь вид Джона говорил о полном душевном смятении; его волосы были растрепаны и висели по плечам беспорядочными клочьями, лицо все еще было бледно, и во всей его манере держать себя проявлялось крайнее возбуждение.

Но швейцар как будто и не заметил всех этих внешних признаков расстройства молодого человека. Увидев Джона, он улыбнулся и протянул ему руку, когда Гавиа, считавшийся как бы в числе дворовой челяди, поздоровался с ним.

– Ты, кажется, собираешься поздравлять, милый Джон? – сказал он. – Только не с чем поздравлять – из свадьбы ничего не вышло, да и мне думается, что ничего из нее никогда и не выйдет.

Джон остановился, словно пораженный громом.

– Ничего не может выйти? – переспросил он. – Как же это надо понимать?

– А дело очень просто, милый Джон: наша маленькая мисс взяла да и объявила, что любит другого, и сумела дать наглядные доказательства правоты своих слов… Вот милорду Лургану и пришлось пойти на попятный, чтобы не нарушать чужого счастья или по крайней мере не лишиться своего собственного!

Все тело Джона пронизала лихорадочная дрожь.

– Я должен немедленно переговорить с сэром Спиттой, – быстро сказал он, – да, немедленно, у меня чрезвычайно важное дело.

– Так ступай к камердинеру, – произнес швейцар, – быть может, он и доложит о тебе, если только ему не запрещено докладывать о ком бы то ни было, что по тепершним обстоятельствам очень возможно.

Джон поспешил к камердинеру лэрда Спитты, а так как камердинер не получал никаких приказаний, запрещавших доступ к лэрду в данное время, то он и не усмотрел никаких препятствий к тому, чтобы удовлетворить желание молодого лодочника.

Гражданский губернатор был, разумеется, очень удивлен домогательством столь ничтожного человека быть допущенным к нему, но тем не менее, снисходя к заступничеству священника, сказал, что согласен принять Гавиа.

Джон вошел, глубоко склонился перед важной особой лэрда и поцеловал руку отцу Антону, своему другу и учителю. Оба нетерпеливо смотрели на него, ожидая, что он выяснит цель своего посещения.

– Ты хотел говорить со мной, – сказал лэрд, – так, пожалуйста, говори поскорее и покороче, если только твое дело вообще важно.