ГЛАВА 85

ГЛАВА 85

Вокруг Луцка горели сёла. Посад за гладью Стыри был охвачен клубами чёрного дыма. Фёдору Радко, подъезжавшему к городу с другой стороны, был хорошо виден обнесённый стеной окольный город.

Всю дорогу от Перемышля сопровождали проведчика следы недавнего кровопролития. Не щадили князья землю, не боялись рушить данные клятвы, хуже иноземных ворогов вели себя дружинники в захваченных городах. Мира не было. Дважды в это лето овладевал Давид Игоревич Луцком, второй раз опять с половецкой помощью. Но и того мало, ходили тревожные вести, что новую рать готовит на Волынь неугомонный Святополк.

Сколько пепелищ встретил Радко по пути — уже и со счёта сбился. Одна за другой выплывали перед ним безрадостные картины буйного лихолетья. По всему видно, не лучше было и в самом городе.

У ворот никто сто не остановил, не спросил, кто такой и куда едет. Возле дома своего тоже царило безмолвие. Взмыв на крыльцо, стукнулся Фёдор в дверь.

Радмила, в тёмной траурной свите, в повое чёрном на голове, бледная, с заплаканным лицом, отшатнулась от него, как от чумы.

— Отметчик ты! — крикнула визгливо, стиснув руки в кулачки. — Брата моего предал, князя предал, к ворогу нашему отметнулся! Не муж ты мне более!

— Пусти! — мрачно попросил Радко, пытаясь войти.

— Не пущу! На порог не пущу! Убирайся к Володарю свому! Детей бросил, меня бросил!

Она решительно загородила ему путь.

— Да что ж я такого содеял?! Ушёл от Святополка, не захотел гнусному сему ослепителю прислуживать! Ушёл... от неправды! Вот, воротился, тебя с чадами увезти хотел из огня ентого, подальше от крови, от войны! — выкрикнул Фёдор в отчаянии. Понимал он, что рушится, разваливается его семейная жизнь.

— Вон отсель! — завизжав, затопала ногами Радмила. — Убирайся прочь! Вон! Иначе собак на тя спущу!

— Брат твой погиб на Рожни поле! Извини, тела его не сыскал, — тихо промолвил Радко.

— Да не погиб он тамо! Весь пораненный воротился. Спасли от головорезов твоих брата мово люди добрые. Токмо не выжил он, помер от ран! Схоронили намедни! — Женщина всхлипнула. — Хошь, пойди на погост, полюбуйся на делишки свои лихие! А ко мне боле не приходи! Не смей! Ненавижу тя!

С шумом захлопнулась перед Радко двеpь некогда родного дома. Горестно вздохнув, взял проведчик под уздцы верного коня и медленно побрёл обратно к городским воротам. На погост не пошёл, на могилу Воикина не глянул. Тягостно было, слёзы стояли в глазах. Понимал, что ни в чём не виноват, но сделать ничего не мог.

Прежняя жизнь оставалась за спиной. Мчал конь одинокого вершника по кручам, сквозь дым и пламя разорённых деревень. За спиной его ярился холодный осенний ветер, кружа над холмами и курганами палый лист и остывший пепел пожарищ.