Расположившись на лавке у стены, рассказал о предложении Мономаха. Гречанка внимательно слушала, привычно подперев дланью подбородок. Позой этой её грациозной Володарь в который раз умилялся. Снова вспоминалась ночь перед битвой с уграми. Как тогда она была хороша!

— Не знаю пока, как лучше поступить. Или самому ехать в Витичев? Или послов отправить с грамотой? Или вовсе не отвечать на послание князя Владимира? — говорил, хмуря чело, Володарь.

— Не ответить нельзя. Мономах и Святополк вместе намного сильнее тебя. Снова начнётся война, — ровным голосом, уверенно и чётко отвечала ему гречанка. — Сам если поедешь, может случиться беда. Я не доверяла бы Святополку и иже с ним! Не стоит напоминать, что стряслось после Любеча. А вот направить послов — в этом ты прав. Пошли Халдея, его брат близкий человек князя Святополка. Родному брату, может, что присоветует. Или, в случае чего, спасёт, укроет.

— Стало быть, грамота и послы. — Володарь, соображая, начинал думать, что Таисия права.

«Она ведь умница! Обо всём ведает, всё разумеет!» — с обожанием смотрел князь на женщину с проседью в волосах, с морщинами окрест глаз, но всё ещё хорошенькую, как в молодые лета.

— Мерзопакостны Давид со Святополком! — Гречанка брезгливо передёрнула плечами. — Ни капли благородства, одна подлость! В грамоте вспомни о лихих их делишках. И пусть Мономах со Святославичами решают.

— Святополк испугом отделался, Игоревича же согнали было с Волыни, но нынче он воротился, сызнова занял стол во Владимире, — промолвил Володарь.

— Как ни странно, с твоей и моей помощью, — усмехнулась Таисия. — Вместе угров бивали!

— Да по мне лучше, чтоб Игоревич на Волыни сидел, нежели Святополк.

— Ой ли! — Гречанка решительно замотала головой. — Думаю, досадует до сей поры гнусный ослепитель, что земли твои и твоего брата не сумел захватить. И ваша сестра ему не помеха. Полагаю, ты в этом убедился.

— Хорошо, я поступлю по твоему совету. Пусть князья судят Игоревича за нарушение клятвы и соглашений в Любече, — согласился с её доводами князь.

Он быстро подхватился, встал, заспешил, на ходу набрасывая на плечи лёгкое корзно.

На прощание Володарь поцеловал Таисию в сахарные уста.

— Извини, пойду. Дела разноличные, — словно извиняясь, бросил он ей на прощание.

Гречанка грустно вздохнула, а когда он ушёл, тихо расплакалась, закрыв руками лицо.

ГЛАВА 88

ГЛАВА 88

Грамота Игоревича с вислой восковой печатью лежала на столе перед Мономахом. В который раз уже, раздумчиво постукивая костяшками пальцев, владетель Переяславля перечитывал полные мольбы о защите и жалоб на несправедливость слова. Хотелось отшвырнуть Давидово послание прочь, изорвать харатейный свиток в клочья или бросить его гореть в огонь. Но сдерживал князь Владимир гнев, стискивал зубы, кривил уста в презрительной усмешке. Что, ворог, отметчик, насладился плодами преступленья своего?! Везде бит ты, Давид, всюду ты побеждён! И нету тебе ни власти, ни покоя! Все отворотились от тебя, клятвопреступника!