– Ты права, дорогая Мину. Я должна молиться. Ибо Господь узнает, если меня там не будет. Принеси мой плащ, Эмерик. Я так рада, что ты тоже идешь с нами.
– И я тоже, тетушка, – вежливо отозвался тот.
– Если нам повезет, может, мы даже успеем обернуться до того, как мой муж вернется домой, как думаете? Мне очень не хочется его сердить. Это никуда не годится.
Колокола звонили к мессе, когда Пит торопливо преодолел последние несколько шагов и с черного хода нырнул с улицы Перигор в церковь.
Не найдя Мину в доме призрения, он расстроился. Единственным доказательством того, что она в самом деле здесь побывала, была муслиновая косынка, которую она использовала в качестве перевязи, а потом оставила сложенной в углу маленькой комнатки. Потом одна женщина из квартала Дорада, которая частенько подрабатывала на кухне, упомянула, что какая-то девушка, по описанию похожая на Мину, несколько часов помогала с ранеными. А один маленький мальчик подтвердил, что та же девушка помогала ему разыскивать его деда.
– У нее разноцветные глаза, – сказал Луи. – Один синий, а другой карий.
Мысль о том, что она задержалась в доме призрения, отчего-то грела ему душу.
Пит подошел к двери ризницы, все еще не придя к окончательному решению – забирать плащаницу или оставить на месте. Может, никакой острой необходимости ее забирать и нет? Весть о перемирии дошла до дома призрения, и люди были склонны ей верить. Многие уже разошлись по домам.
Пит отодвинул засов на небольшой арочной двери и скользнул в ризницу. Его приветствовали запах ладана и голоса певчих, знакомые, как его собственное дыхание. Месса должна была скоро закончиться. Он пока подождет и заодно переведет дух, а действовать начнет, как только паства разойдется.
Вечерняя служба была непродолжительной, но, когда она завершилась, тетушка Буссе даже не шелохнулась.
Мину посмотрела на нее – коленопреклоненную, с опущенной головой – и задалась вопросом, сколько еще времени та намерена посвятить молитве. Кроме них, в церкви оставалось еще несколько верующих. Позади них были две монахини, и еще сколько-то в боковых приделах. Викарий медленно шел по проходу, одну за другой гася свечи, и в полумраке пахло воском и дымом.
– Когда уже можно будет уйти? – одними губами спросил Эмерик.
– Скоро, – прошептала Мину в ответ.
Прежде чем Мину успела его перехватить, он поднялся со скамьи и направился по проходу к капеллам за алтарем.
– Эмерик! – прошипела она, пытаясь вернуть брата на место, но он сделал вид, что не слышит.
В следующее мгновение Мину потеряла его из виду. Хотя уже темнело, на нее, несмотря на все треволнения двух предыдущих дней, снизошло странное ощущение покоя. Последние лучи заходящего солнца пробивались сквозь витражные окна над восточным входом, и на пол нефа ложились синие, красные и зеленые полосы света.