– Простите, я не хотела распускать язык, я просто…
Сесиль положила руки девушке на плечи:
– Риксенда, послушай меня. Мне нужно, чтобы ты делала, что я говорю, и не задавала вопросов, а не то я позабуду что-нибудь важное или… – Она не договорила, пытаясь совладать с собственными нервами. – Или у меня не хватит мужества довести до конца то, что необходимо сделать. Ты меня поняла?
Риксенда ответила ей непонимающим взглядом, но изо всех сил закивала головой. «Ну до чего же бестолковая девка, – подумала Сесиль, – хоть и добрая душа». За это время пожилая женщина, несмотря ни на что, успела к ней привязаться.
– Вот и хорошо. А теперь скажи, ты не знаешь, где месье Жубер держал свой компас?
– А он разве не взял его с собой?
Мадам Нубель вздохнула:
– Не знаю. Не могла бы ты посмотреть?
Риксенда пошарила в неглубоком длинном ящике кухонного стола.
– Обычно он хранится здесь, – сообщила она, вытащив небольшой ящичек из грецкого ореха и протягивая его пожилой женщине.
Сесиль некоторое время подержала коробочку на ладони, затем открыла ее. Потом осторожно вынесла компас на порог, зная, как легко расстроить сложный механизм, и подставила солнцу.
– Четверть шестого, юго-юго-восток, – сказала она. – Вполне похоже на правду.
– Интересно, почему хозяин оставил его дома?
Сесиль вздохнула:
– Видимо, потому, что знал дорогу.
На то, чтобы отдать последние распоряжения и уладить все дела, ушло еще четверть часа. Мадам Нубель закрыла окна ставнями и велела Риксенде сложить в очаге дрова так, чтобы их осталось только разжечь. Тарелки, миски и кружки были перемыты и расставлены по местам. Ей хотелось, чтобы Мину, если вернется, обнаружила дома все в привычном порядке, пусть даже никто не будет ее встречать.
Поколебавшись, она взяла с каминной полки старую карту Каркасона, начерченную рукой Флоранс. Именно этот клочок бумаги больше всего, что ей удалось разузнать в епископском дворце, заставил ее поверить во всю эту историю. Она вытащила из кармана украденную записку, которую дала ей кузина Риксенды, и сравнила почерки.
Сомнений не оставалось. Это была одна и та же рука.
Кузина с радостью ухватилась за возможность посплетничать о знатной даме, которая приезжала погостить в апреле и привела весь дворец в оторопь. Она явилась, нагруженная рекомендательными письмами от монсеньора Валентина, каноника собора в Тулузе, который тоже гостил у епископа Каркасона, только месяцем ранее, в марте.
– Не знаю, мадам, – сказала она, отвлекшись на новую историю. – Некоторые говорят, он приезжал расследовать убийство, ну, то, которое случилось еще весной, хотя приехал-то он еще до того, как все случилось. Вздернули за это преступление Альфонса Бонне, хотя никто не верил, что он это сделал, а теперь выходит, что он все это время простоял у позорного столба в Бастиде у всех на виду, так что не знаю уж, как он мог перерезать горло этому Мишелю Казе. Я слышала, монсеньор приезжал в Ситэ из-за какой-то реликвии.