Однажды я затеял большой скандал, но у меня не получилось даже маленького: я буквально сдулся на старте, потому что не хватило мотивации. Мои происки выглядели настолько неправдоподобно, что я сам себе показался опереточным фанфароном. Ленок даже не пыталась мне подыграть — она тихонько молвила, состроив удивлённую физиономию: «Это что сейчас было? Ты решил мне напомнить, кто в доме хозяин?» — «Не-не… Это я так… рамсы попутал», — промямлил я, достал бутылку пива из холодильника и приложил её к горячей голове.

Когда я разговаривал с Татьяной по телефону, меня не покидало чувство, что она потешается надо мной. Я не верил ни одному её слову, а она прямо стелила гладким бархатом: «Ну карапузик, ну когда ты вернёшься? Мне тошно просыпаться по утрам. Каждую ночь мне снится, что ты рядом. Я даже слышу, как ты храпишь. Чувствую твоё дыхание. Я очень тебя хочу». — «Враньё полное!!! — верещал я в ответ. — Мне всегда казалось, что ты хочешь кого угодно, даже самого последнего ушлёпка, но только не меня! Ты всегда была сухой, как осенний лист! Да пропади ты пропадом!!!» — И со всей силы бросал трубку.

Так вот, эти милые пастушки казались мне сущими ангелами на фоне окружающих меня девиц. Особенно мне понравилась Валентина: она как будто сошла с чудотворной иконы «Утоли моя печали», но она совершено не внемлила моим мольбам. Да что там говорить, она относилась ко мне с огромной иронией и постоянно подвергала обструкции: перебивала на каждом слове, позволяла в мой адрес колкие замечания и задавала неприятные вопросы.

— Эдуард, а Вы чем-то ещё занимаетесь, кроме того что являетесь мужем Елены Сергеевны? — спросила она с ехидной улыбкой.

Я непринуждённо улыбнулся, демонстрируя всем свои видом непотопляемость Титаника, и после некоторой паузы ответил:

— Знаешь ли, куколка… И даже с этой обязанностью я справляюсь не очень хорошо… И в этом, и во всём остальном… я самый настоящий распиздяй.

— Попрошу не выражаться, — отреагировала она совершенно предсказуемо.

— О-да, гадкий мой язык! — Я сделал вид, что смутился, и легонько пошлёпал себя по щекам, при этом чувствуя, как внутри раздувается огромная жаба: я задыхался от бешенства и непреодолимого влечения к ней.

На самом деле, мне жутко хотелось ей понравиться, поэтому я очень много шутил, пытался выглядеть страшным оригиналом, заводил какие-то умные разговоры, цитировал Пушкина и Шекспира, но всё было тщетно: она не воспринимала интеллект, у неё напрочь отсутствовало чувство юмора, и по всей видимости, не было слуха, поэтому она не оценила моих риторических экзерсисов. А что касается Оленьки, то она во всём поддакивала старшей сестре и при любом случае пряталась в неё, поэтому сходство с матрёшкой было очевидным: одна больше, другая поменьше, но такие одинаковые, и даже выражение глаз как бледно-голубые брызги.