Когда я уходил из номера 235, у меня было отвратительное настроение, как будто я совершенно облажался: гнал какую-то беспросветную пургу или воевал с ветреными мельницами. Я чувствовал себя жалким и ущербным: то ли рожа кривая, то ли кривые зеркала, бог его знает.

После такого чаепития мне захотелось дерябнуть пивка, и я отправился в бар. Холодная кружка Heineken остудила мой душевный жар, и после этого я понял, что с дамами можно разговаривать только о погоде, если ты, конечно, настоящий джентльмен.

К вечеру вернулась Мансурова — ездила в Краснодар по делам фирмы. Она была уставшая и недовольная. Её сморщенный лобик и бровки домиком подсказывали мне, что она сильно не в духе и что у неё какие-то неприятности, а может — просто раскалывается голова.

Она спросила меня скрипучим недовольным голосом:

— Ты собираешься работать на Белогорского?

— А что?

— Он уже одолел меня вопросами, — ответила она, — проходу не даёт.

— А ты посылай его… И вообще, я ему уже всё объяснил.

— Значит плохо объяснил. Как всегда, оставил человека в полной неопределённости. Ты это умеешь.

— К Лагодской сестрёнки приехали из Тагила, — перевёл я разговор на другую тему. — Такие душечки, такие пупсики, такие…

— Ты уже кого-то присмотрел на вечер? — жёстко отреагировала Мансурова.

— С чего ты взяла?

— Ну прямо кипятком писаешь, — ответила она, ехидно улыбаясь. — Ой, Эдичка, я знаю тебя как облупленного.

— Прекрати! Ты разве не видишь, как я меняюсь? Прямо на глазах.

— Не болтай, — резанула она и пошла в ванную (в тот момент на ней были только стринги), открыла дверь и вдруг остановилась…

— А кстати, кому ты постоянно звонишь в Тагил, — спросила она, медленно развернувшись в проёме дверей; она спросила это нехотя, сдавленным голосом, как будто ей было неприятно затрагивать эту тему, — по номеру 42-50-15? В этом месяце я заплатила триста рублей за твои шалости. Согласись, это ненормально.

Я буквально посыпался от этого вопроса и, наверно, даже покраснел. Мой взгляд невольно съехал на тумбочку, где стояла неопровержимая улика моего предательства — белый кнопочный телефон.

— Ну… С кем ты там болтаешь?

Я глупо улыбался и бормотал нечто неопределённое… Не дождавшись моего ответа, она захлопнула дверь. «Да-а-а, неловко получилось», — подумал я.