— Марго, — произнёс я жалобным тоном, — я не хочу больше трахаться.

После этой фразы в её глазах появилось замешательство и она отступила от меня на один шаг, — мне даже показалось, что ей стало неловко за своё поведение и вызывающий вид.

— Ну тогда пойдём, — сказала она и повела меня за руку на кухню.

Там она достала из верхнего шкафчика армянский коньяк с пятью звёздами, — он был явно не дешёвый, — брякнула бутылку на стол и попросила нарочито вежливым тоном: «Будьте так добры, налейте даме коньячку», — а я с грустью посмотрел в окно: в ярких солнечных бликах маячила тощая фигура дяди Вани, его белая майка-алкоголичка и озабоченная помятая физиономия. Он ждал меня с преданностью Хатико и свято верил, что я вырвусь из цепких объятий Марго, но этого не случилось.

Небуг — это территория особой гравитации. Она не только оставляет воспоминания, такие же красочные и отчётливые, как фотографии в альбоме, но и создаёт в твоём восприятии некую имманентную связь с этим городом, которая выражается в постоянном влечении туда. Это чувство возникает в повседневном течении жизни так же, как появляется в приёмнике ни с того ни с сего шипящая радиоволна.

Этот вечер распускался плавно, как ядовитый хищный цветок, между индиговых лепестков которого горела ярко-жёлтая сердцевина.

— Боже, какая красота! Посмотри, Марго!

Я восхищённо пялился в окно. Сбоку вздымалась и плавно опадала влажная занавеска. Воздух наполнился мельчайшей росой, которая сияла в лучах заходящего солнца, как бриллиантовая пыль.

Маргарита молча отхлебнула коньяк из рюмки. Она не понимала моих восторгов: для неё это был привычный пейзаж, но для меня — северного человека — краски были настолько яркими, что мутился разум. Под воздействием алкоголя Небуг воспринимался мною как райская обитель.

— Марго, неужели это тебя совершенно не трогает? — спросил я и пригубил коньячка из гранёного стакана.

Она загадочно улыбалась, но ничего не ответила. Я достал из пачки сигарету, прикурил и выпустил дым в открытое окно…

В проёме между домов садилось солнце, и на верёвках, растянутых от балкона до балкона, трепетало по ветру постельное бельё, как стая белых лебедей на фоне алого заката.

В тот момент в голову пришла мысль: «Последнее время я нахожусь в состоянии такого же полёта… Казалось бы, лечу красиво, широко раскинув крылья, но тот, кто держит меня на привязи, знает, что мой полёт — это всего лишь иллюзия. Я просто воздушный змей, не имеющий свободы выбора и собственной воли».

— Она держит меня на верёвочке, — произнёс я вслух, и это было продолжением моих мыслей.