— Заткнись, придурок! — сказали за спиной.

Я постоянно косился назад и при этом ждал удара спереди. Острый животный страх прошёл, но обречённость буквально придавила меня к земле: я был уже по пояс в могиле, и где-то в глубине души мне даже захотелось умереть. В голове промелькнуло малодушное: «Сколько можно лямку тянуть?», но всё-таки (что лишний раз подтверждает природный человеческий оптимизм) я оставил себе слабую надежду: «Если останусь жив, брошу пить».

Дорога поворачивала опять в горы. Скорость была довольно приличная. На панели ярко-красными цифрами «21: 20» светились электронные часы. Я запомнил это время навсегда, а ещё в голове промелькнула мысль: «А ведь Марго была права… Какого чёрта… в эти ебеня?»

Мы словно въезжали в тёмный туннель, — дорога была зажата в отвесных скалах, — и только дальний свет фар освещал мрачные каменистые склоны. Я понимал, что живым уже отсюда не выеду.

— А вы-ы-ы чем занимаетесь, ребята? — спросил я, поворачиваясь назад, и незаметно правой рукой нащупал пружинистую ручку на дверях. — Некрофилия? Трансплантаты? Обтягиваете человеческой кожей абажуры?

— А может, вы каннибалы? — спросил я восторженным голосом, как будто выиграл в лотерею.

— Нет. Мы санитары леса, дружок, а ты наша работа, — ответили с заднего сиденья.

— Наша работа, — усмехнулся адский водитель и надвинул кепку ещё глубже на глаза.

— Вы о чём? Вы же меня совершенно не знаете! Что вы порите какую-то чушь?! — возмутился я.

— Всё мы знаем, малыш… Давно на этом свете живём. А ты, без всякого сомнения, наглая и лживая тварь.

— Во как? — удивился я; водитель начал слегка притормаживать, вглядываясь в обочину. — А может, вы торопитесь с выводами, господа?

— Ага, тринадцатый апостол ещё не родился, а мы уже были… задолго до него, — послышалось с заднего сиденья.

— Что? — спросил я и открыл дверь на ходу.

Машина в этот момент двигалась со скоростью 20–30 километров в час. Я попытался выйти ногами вперёд, но меня развернуло и я больно ударился об асфальт, — во истину говорят, что везёт дуракам и пьяницам, — я ничего не сломал и не вывихнул. Через пару секунд я уже карабкался в гору, уходя от преследования.

Камни осыпались под ногами и с грохотом катились вниз. Ломал ногти, сдирал кожу пальцев до крови, неистово цепляясь за жизнь и совершенно не чувствуя боли. При этом казалось, что руки и ноги вязнут в липком пространстве, и неподдельный ужас, животный, нарастающий с каждой секундой, вырвался наружу нечеловеческим криком, — так, наверно, в джунглях кричат павианы в брачный сезон. Господи! Как же хочется жить в такие моменты!