Если бы в тот момент на дороге появилась бы эта омерзительная парочка на своей тёмно-синей девятке, я бы, наверно, остановил машину одним прыжком, как Росомаха, и уделал бы их обоих в течении нескольких секунд, размотал бы их кишки по асфальту. Они бы ничего не смогли противопоставить моему праведному гневу. Ох, как хрустели бы их кости под луной.

Я не знаю, нужно ли гасить в себе подобные эмоции, но то что они дают могучую жизненную энергию — это уж точно.

Я ждал недолго на краю шоссе. Минут двадцать. И вдруг горный выступ озарился сияющей аурой. Через несколько мгновений дальний свет ослепил меня. Со стороны Небуга двигался автомобиль. Я добродушно улыбнулся и поднял руку. Дальний свет переключили на ближний, и машина остановилась в пяти метрах от меня. Я подошёл.

— Эдуард! Какого чёрта ты здесь делаешь?! — раздался из машины знакомый голос, когда открылась задняя дверь. — Падай! Чё стоишь?

Это оказалась Марго. Радости моей не было предела. На мой вопрос «А ты куда собралась?» она ответила, что едет в «Югру». «Нет, всё-таки есть провидение», — подумал я и положил ей руку на плечо — оно было гладким и горячим.

— А ты зачем в «Югру» едешь? У тебя же сегодня выходной? — спросил я Марго.

— А что я должна дома сидеть, — резко ответила она, — в полном одиночестве? Ты меня вероломно бросил. Ушёл, так сказать, по-английски. Позвонила Андрею, и он выслал за мной машину.

— Про меня спрашивал?

— Конечно.

— Что ответила?

— Что ты козёл полный.

— Я серьёзно.

— Сказала, что ты пошёл погулять.

— Ругался?

— Ага. Матом.

Через десять минут мы вновь выехали к морю. За окном мелькали дикие пляжи с нагромождениями железобетонных конструкций и бесконечных волнорезов, тёмные коробки пансионатов в зарослях магнолий. Округлая — будто вспученная — кромка горизонта светилась и играла лунными бликами. В открытое окно врывался свежий бриз, напоённый солью и запахом рыбы.

На Маргарите в ту ночь было экстремально короткое платье, которое в машине задралось до самого пупка, открыв моему смелому взору её смуглые накачанные ляжки и белые трусики. Я не удержался и положил руку на гладкий бархат её ноги. Она вздрогнула от неожиданности и выпучила свои оленьи глаза. В этом взгляде читался только один вопрос: «Что ты от меня хочешь?»

— Ничего, — ответил я вслух. — Просто я люблю этот мир. И тебя я тоже люблю. Я люблю всех.

— Нет, ты конченный шизофреник! К психиатру сходи! — воскликнула она, оттолкнув мою руку.

Я улыбнулся и погладил её по головке. В этом прикосновении было столько нежности, что она испуганно отстранилась от меня, поскольку была дикая лань, не знающая ласки, на которую всю жизнь только охотились. А ещё мне захотелось сказать ей нечто душевное, приятное, чтобы загладить свою вину, но ничего не приходило на ум — я только улыбался и улыбался, пока моя улыбка не превратилась в гримасу.