— Я тебя похороню, Дмитрий Григорьевич. Слово даю! Слово мужика! — сказал я, глядя в его мокрые глаза. — Ты только на этой неделе не умирай, а то я поиздержался немного… Хоронить не на что.

Он улыбнулся моей шутке, смахнул указательным пальцем слезу из-под очков.

— Ну теперь душа моя спокойна, — подытожил он.

Когда Дима ушёл, прихватив с собой остаток водки, я скинул с себя всю одежду и полез отмокать в ванную.

В семь часов вечера я уже стоял как штык у её дома на улице Учительской. Дождь прекратился — из-под тёмно-фиолетовой тучи выглянуло лукавое солнышко и разбросало серебристые лучики по мокрому асфальту. Я смотрел в её окна, стоя на противоположной стороне двора, и чувствовал, как разгоняется сердце, как захлёбывается неуёмной радостью.

В одной руке у меня дымилась сигарета, а в другой я держал букет её любимых белых хризантем. На мне была белая рубашка, чёрные брюки, чёрные модельные ботинки и чёрная кожаная куртка с широким металлическим зиппером. Несмотря на пасмурную погоду, я был в солнцезащитных очках, — мир казался мне более привлекательным, когда я смотрел на него через мои любимые wayfarer gold.

Я представил себя со стороны и улыбнулся: ну вылитый жених, куда деваться! «А что тут смешного? — подумал я. — Брошу пить, возьмусь за ум… С Танюшкой ребятишек настругаем и заживём душа в душу. Правильно Дима говорит, что я ещё молодой мужик и у меня всё впереди. Главное — не сорваться, самому в себя поверить, и тогда, возможно, в меня поверит она».

Я бросаю окурок в лужу и решительным шагом отправляюсь к подъезду. Поднимаюсь на второй этаж — квартира № 6. Давлю на звонок — дзинь-дзинь-дзинь. Жду. Бешено колотится сердце — глухо стучат клапана. Тишина за дверью постепенно превращается в вечность…

Ещё раз звоню, на всякий случай, хотя понимаю, что квартира пуста. Я почувствовал это с самого начала, как только взглянул в её окна: в них не было жизни, и форточка в комнате была закрыта, и почему-то острой иглой пронзило грудь, да так что не вздохнуть.

На третьем этаже хлопнула дверь и послышались шаги: кто-то спускался по лестничному пролёту… «Неужели что-то случилось? — подумал я, прислонившись к дверному косяку. — Уехала к родителям на Монзино? Мама заболела? Бабушка умерла? Да всякое может случиться». — «Только не сорвись! — услышал я глубинный внутренний голос. — Держись, Эдька! Это провокация… Вопрос ребром… Ты или она?» — Вспомнилась проводница Жанна и её гипотетический арт-нуар: «Она не успокоится, пока не загонит тебя в грунт… А потом придёт на могилку с букетиком гвоздик и будет горько плакать… На кого ж ты меня покинул?» — Я представил Татьяну в чёрном, а себя — в малиновом гробу и в белых кружевах.