Мужчинам шизоидного типа вообще противопоказаны женщины, поскольку их двойственность и противоречивость порождают разрушительный схизис в сознании подобных мужчин. Отсюда — самоубийства, параноидальная ревность, алкоголизм, наркомания, педофилия, гомосексуализм, — всё это является инверсией патологического влечения к женщине, или, другими словами, ответом психи на сексуальный деструктив.

Как только моя душа очистится от скверны, я увижу мир совершенно другим: он раскроется для меня в духовной плоскости, — ко мне постепенно придёт покой, здоровье, уверенность в себе, исчезнут кошмары и видения иных миров, а потом на меня снизойдёт Благодать Божья и впервые за долгие годы я почувствую настоящее счастье, фигурально выражаясь — «беспричинное» (хотя всё в этом мире имеет причину).

Но в октябре 2000 года было ещё далеко до просветления, и тёмные грозовые облака медленно собирались надо мной, застилая небо и свет. Это было страшное время: у меня на горле словно петля затягивалась — бесы, лярвы, демоны визжали в моей черепной коробке и требовали продолжения банкета.

По ночам я боялся засыпать, потому что стоило мне только закрыть глаза, как я проваливался в какой-то инфернальный мир, в котором царили ужас и насилие, нищета и уродство… Там не было воды и еды, там не было зелени, там не было солнца, там были лишь убогие трущобы в форме лабиринта, из которого не было выхода; кроме всего прочего, в том мире давило чудовищное притяжение, от которого ноги подламывались в коленках и я постоянно падал; там нечем было дышать и царило жуткое зловоние. По этим замызганным улочкам бродили какие-то худые измождённые люди с опущенными глазами, и когда я у них что-то спрашивал, например: «Где я? Куда я попал? Какой у вас год? Какая у вас планета?» — то они испуганно шарахались от меня и прятались в тёмных подворотнях. Сама атмосфера там была пропитана безысходной тоской и безумием.

Среди этих деклассированных элементов двигались какие-то энергичные, крепко сбитые существа с горящими глазами, — они громко разговаривали, шутили, смеялись и однажды, заприметив меня, подошли, окружили, и тогда я понял, что это — те самые ребята из лифта, которые выкинули меня на полном ходу. «Что ты здесь шляешься?» — спросил один из них, и глаза его наполнились кровью. «Пошёл вон отсюда!» — прошипел маленький колченогий цыган с ожогами на лице и дал мне такую затрещину, что я повалился на землю, в мягкую пупырчатую пыль, подняв серое облако… Когда оно развеялось, я увидел свою комнату в предрассветных сумерках.