— Но вам-то что за печаль, Хасан-эфенди? Свободно толкуя аль-Коран, можно согласовать с исламом любую норму жизни буржуазного общества: равноправие женщин, дружественные отношения с иноверцами… вот вы, например, в своих делах общаетесь не только с правоверными. Приспособившись к новым условиям, ислам станет только сильней — вот ведь о чем книги Бигиева!
— Хе-хе, с нас довольно новизны в торговом и промышленном деле. А религия тем и хороша, что хранит в неприкосновенности нашу мораль.
— Но не устарела ли наша мораль?
— Надеюсь, вы не хотите сказать, что опусы Бигиева интересны и полезны?
— У меня эти книги вызывают улыбку.
— Слишком мягко сказано. И представьте, не нашлось пока еще ни одного достойного оппонента, который бы ему возразил! Я не беру в расчет деревенских священников, у них репутация известная, они до мозга костей кадимисты, старозаветный народ. Но вот, например, в «Эль-ислахе», в других уважаемых газетах… Почему бы вам не выступить против Бигиева?
— Об ишанах, богословах и прочих я столько написал, что мне давно уж закрыт путь в рай.
— Ну, насчет рая… пропуск туда выдают не одни только муллы, — сказал он грубовато-покровительственным тоном. И, с той же грубоватой самоуверенностью оглядывая комнату, покачал головой: — Однако человеку с вашим дарованием можно было бы иметь жилье попросторней. Вы не интересовались домом Гисматуллина? Половина дома, пожалуй, вас бы устроила.
— До скончания века не расплатиться.
— А вам бы и не пришлось платить. Это я к тому, что вторую половину дома берет наше акционерное общество.
— Нет, Хасан-эфенди, мне хватает моей комнаты.
— Ну, дело ваше, дело ваше. Я и сам в молодости был нетребователен. — Смеясь, играя молодца, он резко колыхнулся тучным телом, вскочил и едва устоял на ногах на гладком крашеном полу. — Габдулла-эфенди… вас и в самом деле оставила равнодушной книга Бигиева?
— Видите ли, Хасан-эфенди, вы полагаете, что его надо как следует пробрать…
— Вот именно!
— Вам, может быть, трудно меня понять. Вы фабрикант, вы покупаете товар, продаете опять же товар…
— Было очень приятно побеседовать с вами, — перебил Хасан-эфенди, кланяясь и направляясь к двери. — Пожалуйста, не провожайте меня.
Боком, боком, а все же задев косяк, Хасан-эфенди вышел, по рассеянности оставив дверь полураскрытой. А через минуту прибежал коридорный и, прибирая чашки, болтал:
— Уд-дивительно! Свежие пряники, а не съел ни одного, уд-дивительно!
Габдулла взял кулек с пряниками и протянул коридорному весь.