Ямашев — он любил здешнюю публику, захаживал нередко, — мрачноватый и в первые минуты замкнутый, начинал усмехаться, подъезжал со стулом поближе к спорящим.

— В последнее время много пишут о судьбах молодежи, я вижу в романах протест, читаю о надеждах, но каких-то весьма смутных и неопределенных. То герои мечтают о гармонии, какою живет природа, то провозглашают основой счастья любовь. Но я не вижу почти социальной среды, в которой живет ваш герой, не чувствую динамики общественной жизни. А живут-то люди среди бедных и богатых, среди купли и продажи, среди конкретных носителей зла. Почему же ваши герои обращаются то к морским волнам, то к небу? И почему их недовольство никак не связывается с логикой развития социальной действительности?

Галимджан Ибрагимов, автор рассказов, приехавший в Казань поступать в университет, самолюбиво возражал:

— Вы говорите — логика, законы общественного развития, ее закономерности… Но первое условие художественного творчества — способность воздействовать на чувства человека. Истинный поэт, несомненно, раб чувств. И, стало быть, у него мало общего с холодным рассудком и холодной логикой.

— Не значит ли это, — сощуривал насмешливо-сердитые глаза Ямашев, — не значит ли это, что поэту достаточно петь страдания, надежды и мечты? И не показывать путей к освобождению?

— Быть может, вы скажете еще  п р и з ы в а т ь, как призывают брошюры и листовки?

— Кажется, я выражаюсь достаточно ясно: не петь, не оплакивать, а исследовать, анализировать жизнь с позиций исторического развития общества, нации, ее взаимосвязей с другими народами. Да вот вам пример — Горький с его романом «Мать».

— Но этот роман уступает его же лучшим вещам. А потом… у нас ведь нет сильного рабочего класса.

— А вот это ерунда! Заводчики-то как раз и говорят: мол, нет у нас рабочего класса и, следовательно, нет классовых противоречий в татарском обществе. И признают они только национальные интересы.

— Но разве вопрос о национальных чаяниях…

— Национальных и социальных! Вопрос политической важности!..

Фатих улыбался:

— Верно говорят, что вы, Хусаин, агитатор неотразимый. И, знаете, из всех газет я предпочитал вашу. За ее отчетливую политическую направленность. Очень жаль, что газета просуществовала так недолго.

— Не будем ее оплакивать, — отвечал Ямашев. — Будем работать. Позвольте же и мне сказать, что ваша газета честно и бескомпромиссно служит нашим общим целям. Во всяком случае, статьи и фельетоны Габдуллы-эфенди отменно хороши.

— Да, кстати, — подхватывал Галиаскар Камал, — мы ждем, Габдулла, фельетона! Не ты ли побуждал меня издавать журнал, а теперь не хочешь написать фельетон? Вон, говорят, Карахмет записался в секту ваисовцев, чем не тема!