— Священная война! — Никон, слушавший царя стоя на месте, вновь сорвался в свой полет по горнице. Сел на лавку, рядом. Поглядел царю в глаза. — Государь, ты уже возмужал. Пора испытывать государственную мышцу великим испытанием.

— Ах, я давно хочу! — Алексей Михайлович зарделся. — В Думе не было крепких людей, таких, как ты… Хмельницкий просился, просился принять его с Войском, а теперь, слышно, турецкому султану поддается!

— Можно ли допустить, чтобы православный народ добровольно пошел в рабство Магомету? — подскочил на лавке Никон. — Собирай, государь. Думу. Не мешкай, собирай! Молю тебя Господом и заклинаю, не дай совершиться столь горестной для христианских сердец печали! Прими, великий, Войско Запорожское под руку свою могучую!

— Я всей душою! — быстро сказал государь. — Но как знать, что Дума решит…

— А кто посмеет перечить твоей самодержавной воле?

— Тут, однако, с осторожностью надо, — покачал головой Алексей Михайлович. — Поспешать в таком деле никак не возможно.

— Да делу-то этому — годы!

— Годы, — согласился Алексей Михайлович. — Да ведь это не кречета на уток пускать.

5

В первый понедельник Великого поста Боярская дума впервые решала вопрос о принятии в подданство Малороссии и о войне с Речью Посполитой.

Через месяц в Москву прибыли посланцы гетмана Хмельницкого Кондратий Бурляй и Силуян Мужиловский. Они привезли письмо гетмана к государю. Хмельницкий писал в нем: «Вместо комиссий изменою пришло на нас пятнадцать тысяч войска, десять городов выжгли, людей невинных христиан, как мужского, так и женского полу, великих и малых, вырубили, церкви восточные до основания искоренили».

Подписано это письмо было уже иначе, чем прежние письма: «Твоего царского величества во всем готовые и нижайшие слуги и подножие, Богдан Хмельницкий, гетман со всем Войском Запорожским».

Написал гетман письма и ближайшим людям царя. Боярину Борису Морозову, царскому тестю боярину Илье Милославскому, боярину Григорию Пушкину, патриарху Никону. Просил заступничества.

Еще через месяц в Варшаву отправилось посольство боярина князя Бориса Андреевича Репнина. Посольство ехало к польскому королю с наказом добиться от поляков признания статей Зборовского договора и уничтожения унии.

Ян Казимир приказал своим комиссарам так говорить:

«Королю нестерпимо, чтобы Хмельницкий, подданный короля, самый худой человек, хлоп, требует, чтоб было сделано по его хотению. Такого в Польше и Литве не бывало Шляхта о Зборовском договоре и слышать не хочет. Договор этот снесен саблей. Однако ради царского величества король покажет свое милосердие, если Хмельницкий ударит челом о помиловании, сложит булаву, а казаки положат свое оружие и будут по-прежнему в холопах у своих панов, станут пашню пахать, а реестровых казаков будет, как в былые времена, шесть тысяч, и уйдут в Запорожье. Королевские же войска станут по обоим берегам Днепра, в Киеве и в других городах. Если царское величество хочет мира, пусть поможет войсками против Хмельницкого».