Александр вдруг услышал звучащий ниоткуда, негромкий женский голос:
– Храм не пуст, раз ты в него вошёл! И Русь не опустеет, покуда есть кому за неё молиться и кому за неё сражаться… Ты просил заступиться за неё перед Господом. Но Он и так её не оставит. Русь – Мой дом, Моя обитель. Какой же добрый сын отдаст на вечное поругание дом своей матери? Не плачь, князь – не напрасна твоя молитва и твоя жертва! Как не напрасен пепел городов русских и гибель воина Евпатия… Любовь не бывает напрасной, Александр!
Потрясённый князь, понимая, Кто говорил с ним, рванулся, чтобы подняться, но замертво рухнул на пол.
Сквозь окружившую его темноту раздавались голоса дружинников:
– Князь, а князь!
– Други, сюда! Что с князем-то!
– Княже, ты что?! Очнись!
Он пришёл в себя и увидел, что сидит, прислонившись к стене церковки, укрытый плащом. Дружинники сгрудились вокруг него, испуганно заглядывая ему в лицо.
– Княже! Ты как?
– Всё хорошо… Что-то со мной поделалось. Лик Богородицин, видали, как светится?
Все смущённо переглядывались:
– Ничего там не светится, княже! Темно всё…
Он закрыл глаза. Прошептал:
– Не напрасен пепел городов русских и гибель воина Евпатия… Любовь не бывает напрасной! Не бывает…
Этот день выдался хоть и осенний, но не ветреный и ясный. Светило солнце.
Когда же путники подъехали к небольшому селу, тоже разорённому, но живому, окутанному стелющимися над кровлями дымами, опустился такой же ясный, погожий вечер.
Князь, постучав в ближайшую дверь, вошёл и увидал, как солнечный свет льётся в небольшое окошко, насквозь пронизывая косыми вечерними лучами просторную горницу.
Александр прищурил глаза от яркого света. Он увидел, что горница почти пуста: лежанка, покрытая шерстяным одеялом, несколько лавок, в углу ветхий сундук. А посреди горницы, подвешенная к поперечной балке, качалась добротная люлька с обрамляющими её белоснежными занавесочками. Перед люлькой на лавке сидела женщина. На ней был чистый сарафан, голова повязана платком в горошек. Мерно качая люльку, женщина пела, негромко и монотонно, как всегда поют на Руси, укачивая младенцев:
И вновь повторяла те же слова, так же ровно, почти без выражения.
За спиной князя собирались его воины, но, как и он, не решались, заговорив, прервать колыбельную. Наконец, кто-то из них шепнул Александру: