Известие о вылазке партизан из каменоломен всполошило жителей Карантина. Рыбаки тотчас же бросили свои лодки, разошлись по домам, потянулись на холмы, с которых были видны каменоломни.

В полдень на вершине отвесного обрыва, под которым густо теснились вдоль всего берега рыбачьи домики, показался человек в желтой зюйдвестке, в парусиновой голландке и высоких рыбацких сапогах. Он стянул с головы зюйдвестку и, махая ею, как сигнальным флажком, кричал сильным голосом.

— Гей, рыбаки, на сход! Все до школы! На сход!..

Из белых маленьких хатенок стали выходить дети, женщины и мужчины, и на узеньких улицах, залитых ярким солнцем, началось движение. Одни, останавливаясь, горячо разговаривали между собой, другие торопливо шли к школе.

Вскоре возле школы и рыбацкого кооператива вся широкая улица пестрела оборванной одеждой бедного люда и гудела сотнями голосов. Потом на пригорке широкой улицы, возле белой церковной ограды, показалось несколько всадников. Они рысью приближались к школе. Толпа па минуту умолкла, но тут же снова зашумела, заговорила:

— О! Дидов! Дидов едет!

— Смотрите, — кажется, наш Волков с ним!

Дидов, в лохматой казачьей папахе, в серой поддевке, ловко сидел на шустрой гнедой лошаденке. Приближаясь к толпе, он поднял руку и приветственно помахал ею.

— Ну, здорово, товарищи!

Десятки голосов живо ответили ему:

— Здравствуй, Степан Иванович!

— Привет партизану!

— Бувай здоров!

Пожилой рыбак с обветренным, крупным и грубым лицом, в лоснящейся брезентовой одежде, в огромных сапогах, подскочил к Дидову, протянул ему свою большую руку и весело сказал:

— Ну, орел, вылетел из своих скал? Гуляй на доброе тебе здоровье!

— Да, дружище, вылетел! — усмехнулся Дидов, сердечно пожимая руку рыбака. — Теперь буду гулять на воле… отзимовался в пещерах!

— Смотри только, не загнали бы…

— Я им покажу.

Из толпы кто-то нетерпеливо прервал их:

— Иван, да не занимай ты человека, чай, он по важным интересам приехал к нам!