Шестеро бойцов, одетых в бедную крестьянскую одежду, вынырнули из толпы, подбежали к оседланным лошадям, стоявшим у кольев, и вскочили на них.

Пармарь подошел к бойцам и наказал им быть осторожными и дружными, выручать друг друга из беды, если что случится.

— Слушаемся! Будем стараться, товарищ начальник! — отвечал за всех высокий, размашистый партизан-рыбак, бывший гвардеец старой армии Иван Богомольчук.

— Счастливого пути вам, товарищи! Желаем удачи!..

Пармарь схватил своей костлявой рукой руку Киричаева и, пожимая ее, сказал:

— Али, смотри там в оба! Помните, что вы партизаны, боретесь за счастье всех трудовых людей. За свободу народов боретесь!

Киричаев выпрямился на стременах и, кивая головой, отвечал:

— Спасибо за твой слова. До свидания! Я полный свой душа отдаем на наш партизанский дела, — и он приложил руку к груди. Когда же лошади тронулись, крикнул: — Не беспокойся, аркадаш Пармарь! Карашо!

Партизаны долго смотрели в даль карьера, где, как призраки, мелькали удаляющиеся всадники.

4

Киричаев провел свой маленький отряд километра три по степи и потом свернул на хорошо накатанную, блестевшую, как асфальт, проселочную дорогу. Все приумолкли и под мерный топот копыт вслушивались в ночную тишину.

— Так, говоришь, в городе теперь много англичан? — нарушил молчание Богомольчук, ехавший в первой паре за Киричаевым, поворачиваясь к своему соседу Коле Власову, худощавому пареньку.

— Да, немало их привалило. А видал, сколько миноносцев ихних? — произнес Власов, вскидывая голову. — Нацелились и с Черного моря и с Азовского моря. С двух сторон, гады, пристроились. Все на дыбы ставят, только бы не пустить Красную Армию.

— Иностранцы взялись за Крым. Наверно, Деникин за это обещал им немалый кусок России.

— Он щедрый! Говорят, Крым теперь отдают Франции!

— Нет! Что ты! Крым белые отписали татарам, это уже точно! — авторитетно возразил Богомольчук. — Это всем уже известно. Оттого-то татары так и зашевелились. Мурзаки выгоняют русского мужика со своей земли, и резня опять, как в восемнадцатом, началась. Факт — почувствовали себя хозяевами Крыма.

— Сам черт не разберет, что делается!

Киричаев вслушивался в разговор партизан. И перед ним как живая встала Алиме… Киричаев почувствовал, как все заклокотало в его груди. Ведь Абдулла может обидеть его Алиме. Он все, что захочет, сделает с нею. Он все может!