Светлый фон

Березко стремительно подался вперед, выставляя свою могучую грудь, высоко и гордо поднял голову. Затем, словно окаменев, оставался в таком положении до тех пор, пока не приблизились палачи. Казалось, он еще сильнее поседел, его усы и борода в предвечерней тени выглядели особенно белыми, как первый снег. Скулы и большой, пересеченный морщиной лоб, выступавший из-под черной шапки, были пепельно-серыми.

— Тятя!.. Тятя!.. Мой дорогой тятя! — с мукой прокричала Аня и в изнеможении упала на подоконник.

Англичане плотной толпой окружили старого Березко.

Переводчик с крысиной мордочкой прочитал приговор, дважды предложил рыбаку просить о помиловании.

Старик резко переставил ногу, гремя тяжелой цепью, и отвернулся. Лицо его еще больше потемнело. Он вытянул шею и через головы солдат смотрел туда, где находилась его дочь.

Толпа белых офицеров вышла на балкон. На втором балконе появились три нарядные женщины в сопровождении английского полковника и капитана Цыценко.

— Где же он? Отсюда ничего не видно, — звенела одна из них, самая молодая, перегибаясь через перила.

— Вот он, около столба. Видите? — говорила стоявшая рядом пышная дама, мать Мултыха.

— Какая борода, какая грозная фигура! Ах! Как он напоминает Ивана Сусанина, не правда ли?

Вечерний мрак сгустился. И вдруг багровые отсветы пламени упали на белые стены строений, на фасады, балконы, окна, на мертвенно-бледные лица заключенных.

Черный столб дыма тревожно и торопливо поднимался ввысь.

Толстый белобрысый англичанин, тряхнув тяжелой цепью, прикованной к ногам старика, приказал, кивая на костер:

— Ну, иди!

Березко слегка вздрогнул, но тут же выпрямился и смело пошел к костру.

Его суровое лицо, большие усы, седая борода, космы волос — все в нем дышало какой-то сказочной отвагой.

— Посмотрите, с какой гордыней идет! — сказал капитану Пряников.

— Проклятая Россия! — зло буркнул Лорри и пошел навстречу Березко, всматриваясь в его лицо.

За ним следовали несколько офицеров.

Пряников неловко подскочил к Березко, остановил его и умоляюще проговорил:

— В последний раз убеждаю вас — не упрямьтесь… От имени профсоюзов прошу… Вам и дочери даруют жизнь…