Сологуб крепко сдавил челюсти, тяжело засопел и прорычал:
— У-ух!.. Поднялись гнидники. Не дали на дорогу выйти.
— Ну и голова у Петра! Усем головам голова. Вот казак, не простого, а богацкого роду, — переговаривались казаки.
— Ему бы всеми кубанскими войсками орудовать.
— А де мое богатство? Я думал, что такого всю жисть не прожить, не пропить. А земли сколько, та земля какая!.. А теперь? Большевики, душегубы, забрали та бесштанникам бесплатно роздали, анахвемы! — кричал Сологуб. — Хлопцы, одним розмахом десять душ будем на пику садить. С материного пуза — и оттуда большевиков вытягивать, с корнем будем изничтожать… Эх, братаны, казаки, выпьем сколько тут нас есть на площади и русских и нерусских! За нового царя, за билый хлиб кубанский…
— О, как раз у точку казакам попал, ось трошки добавить требуется; и за наше вольное казацтво, — поправил старый желтоусый казак.
— Ну, нехай буде так, с прибавкой, дядько Иван, — отозвался Сологуб, поднимая хрустальную сахарницу, наполненную виноградным вином. — Ну, казаки, выпьем, щоб язык не ворочался.
— Ха-ха… Хо-хо… Га-га-га…
— Ну, як скажет Сологуб, ей-бо, так будто коваль молотком приплещет, — смеялись казаки, восхищаясь речью Сологуба.
— Казаки! — орал польщенный Сологуб. — Пейте, та ешьте, та накопляйте силы, та такой силы, та такого духу, щоб наши шашки и пики добре орудовали, щоб потом лучше да краше на ридной Кубани нам жилося!
Казаки, услышав слова «лучше жилося», затянули песню:
Чокались огромными кружками, расплескивая янтарное вино.
А Петро Сологуб жадно глотал из сахарницы, словно вол, давно не пивший и добравшийся в жару к пойлу. Красное вино бежало по его подбородку, по рыжим усам, по смуглой жирной груди.
— Ну, музыканты, давай гопака! Там гармония, там бубен, а там дудки.
Пошла пляска. Прыгали, падали, пили и опять танцевали, приговаривая:
Чеченцы резали воздух сверкающими кинжалами, с подпрыгом втыкали их в землю, на носках бегали вокруг торчащих ножей, потом вынимали и ловко жонглировали ими. Стоящие били в ладоши и в такт говорили:
— Гоп-гоп-гоп…
Вдруг в гульбу врезался крик:
— Стой!
Шум сразу оборвался.