Изредка глухо звякало что-то металлическое — не то кружка, не то оружие. А потом — лишь шорох осторожных шагов да шелест мокрых хлебов, раздвигаемых партизанами.

Затаив дыхание, шли, зорко осматриваясь вокруг, вслушиваясь в ночную тревожную тишь, боясь натолкнуться на засаду белых.

Когда вышли из хлебов и трава стала ниже колен, по веренице поползла тихая команда:

— Ложись! Привал!

Растянувшись на земле, отдыхали, глядя вдаль, вправо, где мерцали огоньки далекого города. Смотрели в небо, которое так давно не видали, в глубине которого, в недостижимой вышине, дрожали звезды. Они были как крупные ягоды винограда и, отрываясь от кистей-созвездий, скатывались по небу… Падение звезд предвещало недалекий рассвет.

Партизаны припадали к земле и сосали мокрую траву, с наслаждением погружая лица во влагу. Казалось, что они целуют землю.

Через несколько минут вновь шепотом передалась команда!

— Поднимайся!

В деревушках, спрятавшихся в тумане, пели петухи. Где-то далеко звучали удары, словно кто-то колотил в пустую бочку.

Бледная луна заходила за взморье, а восток чуть краснел…

Приблизившись к окраине города, колонна партизан быстро перестроилась, растягиваясь в две длинные цепи. Теперь двигались еще осторожней. Бойцы горбились, прячась в тени деревьев.

Вышли на одну из окраинных улиц, тянувшихся от городского кладбища до большого моста через речку Мелек-Чесме, за которой находился город.

Партизаны гуськом крались мимо маленьких белых домишек, призрачных при лунном свете. Крались мимо высоких цветущих акаций, жадно вдыхая их пряный аромат… Им казалось, будто впервые в жизни они слышат такой сильный, опьяняющий запах, а между тем многие из бойцов росли на окраинах города, играли детьми под этими деревьями, часто мусолили горьковато-сладкие их цветы…

Внезапно тишину серого рассвета пронзил тревожный длинный гудок. Завод созывал рабочих.

«Как раз хорошо», — подумал Колдоба и ускорил шаг. За ним пошла быстрей и вся цепь.

Лишь оборвался рев большого гудка, как заревели, засвистели, завыли резкие сирены порта, гудки мелких фабрик и заводов. Колдоба по звуку определял: это гудок табачной фабрики, это — консервной, это — судоремонтных мастерских, это — сирены порта и кораблей.

Гудки приподняли настроение бойцов. Колдоба почувствовал прилив бодрости. Эти звуки были ему близки и родны…

Отряд остановился. Подтягивались отставшие. Бойцы всматривались в туман. Быстро тая, он обнажал нагромождение крыш, купола церквей, лысую вершину горы Митридат, господствующую над городом.

Колдоба распределял силы.