— «Райский вечер»? — тихо повторил Абдулла Эмир; приложив к толстой губе указательный палец, подумал, потом сразу встряхнул головой и сказал: — Райский вечер будет здесь.
— Ну, как девицы? Достойны быть в этом святом музее? Абдулла пожал плечами и, тихо усмехнувшись, ответил: — Да ведь мы-то с тобой: ты — русский дворянин, я — татарский. Для нас с тобой и нашего удовольствия думаю, что все и везде в нашем отечестве можно. Мы сами себе разрешаем.
— Ну, а бабенки-то как? — опять спросил Мултых.
— О! — восторженно зачмокал губами Абдулла Эмир и поцеловал кончики пальцев. — Ты видел вон там, в моем саду, цветут розы? Так эти девицы куда лучше всяких роз.
Абдулла быстро вышел из комнаты.
Мултых прошелся из угла в угол, потом остановился и, высыпав из револьверного патрона на ноготь щепотку кокаина, втянул его сперва в одну, а затем в другую ноздрю.
— Тэ-экс… — произнес он, кривя губы. Заложил руки в карманы и стоял у окна, широко расставив ноги.
Вдруг шумно распахнулась дверь. Вошел Абдулла, а сзади двое татар из добровольческого отряда втащили юную заплаканную девушку. Иссиня-черные локоны оттеняли ее бледное точеное личико. Множество дешевых монет звенело на круглой шапочке, и сквозь разорванный бархатный корсаж была чуть видна полудетская грудь. Это была Алиме.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Белогвардейцы справляли победу. Петлям, поркам и расстрелам рабочих и крестьян сопутствовали дикие грабежи и насилия. Контрразведки, тюрьмы и крепости наполнялись людьми, которых подозревали в содействии и сочувствии Красной Армии.
В Керчи, в окрестных поселках и деревнях наступила тишина, какая бывает перед грозой. Жизнь партизан в подземелье стала совсем невыносимой.
Взрывы грохотали на всех каменоломнях. Черные столбы дыма расстилались вокруг города тяжелой дымовой завесой. В дыму и огне обваливались и рушились каменоломни. Белые сгоняли мирных жителей города, засыпали, закладывали и замуровывали все заходы.