Несмотря на то, что все были пьяны и хорошо знали, что там, в каменоломнях, мало осталось людей и больные, бессильные партизаны не смогут дать настоящего боя, каждый из белогвардейцев все же понимал, что партизан, засевший в темноте за выступом галереи, зря ни одного патрона не истратит, нападающие с фонарями послужат прекрасной мишенью и даже не смогут узнать, откуда стреляет засевший. Поэтому как ни агитировали, как ни поили вином, ни кропили святой водой, растерянность и страх господствовали в рядах белых.

Полк построили в узкие, гибкие колонны. Впереди каждого взвода несли факелы. Офицеры закричали:

— Марш, марш! Прямо, вперед!

Каменные пасти заходов глотали длинную серую колонну. Англичане щелкали фотоаппаратами. Генералы Губатов, Михайлов и английские офицеры стояли на груде камней у главного захода каменоломен и смотрели вниз, вслед исчезавшему в глубине отборному полку.

2

А внизу, в узкой, заваленной глыбами галерее, партизаны рубили, рвали, скребли — кто руками, кто ломом, кто лопаткой — мелкий известняк и камни. Под самым потолком, в огромной выдолбленной дыре, у подвешенного фонаря, лежал на боку Ковров с лицом, завязанным грязной тряпкой. Он долбил штыком мягкий, сырой известняк.

Люди в тяжелых муках прорезали окно к свету, к воле. Отломленные куски сбрасывали вниз, где вереницей стояли калеки партизаны, хватали отработанный камень и передавали в стороны без шума, с большой осторожностью, чтобы не услыхали наверху и не обнаружили места прорытия хода…

Все находившиеся в каменоломнях знали, что роется выход, и все терпели и боль от ран, и страх, и голод, и жажду. Терпели, ждали, надеялись…

Из мрака боковой галереи внезапно вынырнули с фонарем трое партизан. Один из них крикнул:

— Товарищ Ковров, скорей сюда!

Все повернулись к пришедшим.

Ковров сполз по известняку, встал, смахивая с лица пыль и пот.

Партизан, задыхаясь от бега, сказал:

— Товарищ Пастернаев передает тебе, чтобы скорей шел к штабу… Белые лезут. Спускаются вниз. Видимо-невидимо!

Когда взволнованный Ковров прибежал к штабу, там уже стояли наготове шестьдесят восемь партизан. Пастернаев ходил вдоль строя. На его желтом, опухшем лице тревожно дрожали тени, падающие от коптилок. Несколько человек раздавали гранаты — на эти гранаты была вся надежда. Их отобрали в боях у белых и скопили около двухсот штук. Патронов было мало.

В строй стали пятнадцать партизан, прибывших с Ковровым. Всего собралось восемьдесят три бойца.

Командиры наказывали:

— Товарищи, смотрите, не отобьем — раздавят. Смерть для всех. Если силой не возьмем, может — паникой, испугом…