В коридоре послышался звонок, Элеонора оживилась:

— Это Эвелинг.

— Что ж, встречай, — по-отцовски ласково сказал Энгельс. И добавил с улыбкой, когда Элеонора вышла: — Ее жених. Социалист. Скоро мы с вами погуляем на свадьбе.

Вошли Элеонора и Эвелинг. Эвелинг высокий, слегка сутуловатый, как большинство людей такого роста. Видимо, Элеонора уже успела сказать ему о госте издалека, потому что Эвелинг сразу же поспешил к Степняку с распростертыми объятиями, словно встречались они не в первый раз, а как давние друзья после долгой разлуки.

— Рад вас видеть, мистер Степняк. Ваши товарищи рассказывали о вас много интересного.

— Считайте, что все это преувеличено, — возразил Сергей. — Друзьям свойственно иногда гиперболизировать наши поступки.

— Я плохо слышу, о чем вы говорите, — отозвался Энгельс. — Садитесь.

Они сели.

— Наш Генерал глуховат на левое ухо, — пояснила Сергею Элеонора.

— Эдуард, — обратился к Эвелингу Энгельс, — налейте всем. И давайте поднимем бокалы за здоровье наших общих друзей. За здоровье Лопатина и Морозова. Маркс любил их. Мы тоже любим этих людей за их бесстрашие. Кстати, — наклонился к Сергею, — где теперь мистер Морозов? Арестован?

— Да, — сказал Сергей. — Его взяли при переходе границы. Жену тоже схватили. В Петербурге. Она поехала туда с намерением освободить Морозова.

— Вы заметили, господа? — спросила Элеонора. — Среди революционеров России много женщин. Перовская, Засулич, Фигнер... А Томановская? Я влюблена в эту женщину, преклоняюсь перед ее мужеством.

— Неудивительно, — сказал Энгельс. — Женщины существа нежные, они острее и глубже чувствуют несправедливость. Как вы думаете, Сергей?

— Пожалуй, так, — согласился Степняк. — К тому же в России несправедливость обрела характер дикости. Вы назвали нескольких, мисс Элеонора, самых выдающихся, а таких у нас десятки. Не жалея себя, они сознательно идут на верную смерть. И не стонут, не жалуются. Вы читали предсмертное письмо Софьи Перовской к матери?

— Это потрясающе! Я долго была под впечатлением ее послания. Поверьте, я плакала над ним. И над вашей «Подпольной Россией» плакала.

Сергей смотрел на Элеонору, видел, как зарумянилось ее лицо, заблестели глаза.

— В «Подпольной России» даны профили только отдельных представителей революционного племени, — сказал Сергей. — Самых известных. А сколько их еще не известных!

— Ваша страна, мистер Степняк, — заметил Энгельс, — как никакая иная подает пример массовой борьбе против монархии.

— Это прекрасные слова, — с жаром проговорил Степняк. — Я запомню их. Но учтите, нашему движению страшно мешает отсталость, вековая темнота. Россия — мужичья империя, много в ней стихийного. Мы, народники, ошибались, когда делали ставку на крестьянство. Точнее, только на крестьянство.