Энгельс поставил фужер на стол.

— Это вопрос времени, дорогой Степняк. Шестерня капитализма все глубже врезается в русскую экономику. Вскоре у вас вырастет рабочий класс, пролетариат. И кто знает, возможно, ваша ныне отсталая империя в будущем поведет за собою другие народы, другие нации. Вы имеете возможность воспользоваться опытом революционной борьбы других стран. Это немаловажно.

— Меня восхищает революционный энтузиазм ваших людей, мистер Сергей, — добавил Эвелинг. — Я знаю не очень многих из них, но и это дает основание говорить о великом будущем вашей революции. Один лишь Лопатин...

— Герман Лопатин! — восторгалась Элеонора. — Титан! Гигант!

— Тусси свойственно преувеличивать, — заметил Эвелинг. — Хотя Лопатин действительно героическая личность!

— Все же в нем еще где-то сидит анархист... — добавил Энгельс. — Не терпит никакой власти. Нам с Карлом не раз приходилось говорить с ним об ошибочности его взглядов. Он во многом согласился. Отъезд Лопатина в Петербург должен кое-что изменить в революционной ситуации, сложившейся в России после убийства Александра Второго. Такая сильная натура не может не проявить себя. Я верю в Лопатина. Его роль в политическом и социальном преобразовании России может быть значительной.

— Это верно, он сейчас единственный, кто смог бы возглавить наше движение, — согласился Степняк.

— За здоровье Лопатина! — предложила Элеонора. — Господа, что же вы не пьете? Разлитое вино не должно долго стоять.

Однако пить никто не торопился. Подсвеченное огнем, вино играло, искрилось, и Сергею почему-то припомнилась вот такая же, с вином, немноголюдная встреча у Бакунина, когда они с Россом возвращались из Италии.

— О чем вы задумались? — вдруг спросила Элеонора. — Или вам просто взгрустнулось?

— Нисколько! — поторопился ответить Степняк. — О чем можно грустить, да еще в таком замечательном обществе, у камина? Правду говоря, ехал я сюда с опасением, теперь вижу — напрасным. Ваше внимание придает мне сил.

— Вы много ездили. Где именно побывали? — продолжал разговор Энгельс.

— Носило меня, — в раздумье сказал Сергей, — можно считать, по всей Европе. В Балканской войне в армии Любибратича воевал.

— Стало быть, мы с вами, дружище, нюхали порох, — заметил хозяин.

— Наш Генерал командовал отрядом повстанцев во время баденско-пфальцской революции, — заметила Элеонора.

Энгельс положил руку на ее плечо.

— Вас тогда, наверное, и на свете не было? — обратился к Степняку.

— Да. Поколения разные, а пути, как видите, одни, — подтвердил Сергей. — В Италии мы вместе с Кафиеро и Малатестой поднимали восстание. Это было в провинции Беневенто.