Элеонора примолкла, — видимо, обиделась. В ответ никто не проронил ни слова.

Она первая нарушила молчание:

— Все же обещайте ничего им не давать в ближайшее время. Имейте в виду: им выгодно будет привлечь вас хотя бы потому, что вы наш гость.

— Хорошо, — пообещал Сергей.

III

III

Так же, как недавно в Милане, Кравчинский много писал. Газеты наперебой стремились привлечь его к сотрудничеству. Этому кроме книги и предшествующей статьи способствовал и Вильям Вестолл. Вестолл рекомендовал автора «Подпольной России» как человека бывалого и чрезвычайно много знающего, к тому же прекрасного публициста.

«Таймс» сразу заказал несколько материалов, и Степняк не мешкая их дал. Это были написанные еще в Женеве разделы новой книги «Россия под властью царей». Разделы носили обособленный, законченный характер, вскрывали жестокий произвол самодержавия, вернее, причины недовольства в восточной империи. «Ночной обыск», «Полиция», «Дом предварительного заключения», «Царский суд», «Военные трибуналы»... Все это он знал на собственном опыте, из бесед с друзьями, — все это вызывало живейший интерес английской публики.

— Вы становитесь самым популярным человеком, мистер Степняк, — говорил Вестолл. — Вас везде читают, про вас всюду говорят. Вы даже не представляете, что означает «Бедняжка тридцать девять». Эта небольшая вещь — я уверен, мистер Степняк, я абсолютно уверен — стоит многих томов. Вот увидите, она привлечет к вам внимание всей Англии.

Вестолл восторгался его небольшим этюдом — разделом о судьбе девушки, — автор не называл ни имени ее, ни фамилии, это был собирательный образ, вобравший в себя черты многих героев и героинь, образ девушки, незаконно схваченной и брошенной в каземат, ставшей в руках полиции не человеком, а номером, вещью.

— Потрясающе! — продолжал ужасаться Вестолл. — Даже инквизиция бледнеет перед пытками, которые вы описываете, мистер Степняк. Скажите, вы ничего не сгустили, не гиперболизировали? Так сказать, для остроты воздействия?

— Все это правда, мистер Вестолл, — горестно отвечал Степняк. — Тяжкая правда. Я мог бы назвать десяток имен известных мне людей, товарищей по борьбе, повторивших судьбу Бедняжки. Каминская, Стронский, Запольский, который ножницами перерезал себе горло... Леонтович, Богомолов... Страшно становится, дорогой мистер Вестолл.

— И это в наш цивилизованный век? Позор! — Вестолл говорил короткими фразами — будто выстреливал мысли. — Вы на этом строите свою новую книгу?

— Да, кое-что уже сделано. Вот только беда — языка вашего не знаю в должной мере.