Степняк садится. До сих пор он говорил, стоя, опираясь цепкими своими пальцами о стол. Какое-то время в просторной гостиной Бантинга слышится лишь мерный ход стенных часов. Кажется, все другое утихло здесь — так бывает после какого-либо ошеломляющего известия. Наконец Слагг поворачивает к Степняку холеное лицо, говорит:

— Я читал ваших историков, уважаемый господин Степняк. В общей оценке русской действительности, так сказать, в ее историческом плане вы правы, абсолютно правы. Но сами знаете — чего нет ни у Соловьева, ни у Костомарова, — так это таких фактов, которыми так насыщены ваши рассказы. Да, в них трудно поверить. Но, господа, — Слагг обращается к присутствующим, — мы помним Герцена. Разве не о том же самом возвещал он? Разве его писания не поражали подобными же картинами?.. Что же это? Совпадение мыслей? Сговор двух поколений?.. Очевидно, нет. Наверное, нет. Я еще не убежден, вернее, не совсем убежден в вашей правоте, мистер Степняк, простите за откровенность, но я обещаю вам, это дело моей чести — не так ли, господа? — дело нашей чести подать голос за обиженных. Европа кишит русскими эмигрантами. Люди бросили свои дома, родных, свою родину, чтобы спастись от диких расправ, которые чинят над ними представители власти. В этом что-то есть, господа. Над этим надо думать... Спасибо вам, мистер Сергей. Мы взволнованы вашими словами. И обещаем вам свою поддержку. Считайте, что вы не впустую провели сегодня время, — улыбнувшись, закончил Слагг.

— О, да, да! — трясет густой бородой Бантинг. — Моя газета, мистер Степняк, к вашим услугам.

— В сожалению, я не могу обещать вам склонить на вашу сторону парламент, — добавляет не без юмора Слагг, — однако действовать в этом направлении буду. Верьте нам, дорогой мистер Степняк.

Дамы шумно заговорили, на их лицах появились улыбки.

Степняк благодарит за внимание. Его по-настоящему взволновал прием, искренность сочувствия. Они еще около получаса говорили, спорили по разным поводам до тех пор, пока Слагг не заметил, что ему пора идти, что его ждут в какой-то комиссии. Прощаясь, он сказал Степняку:

— Буду рад видеть и сопровождать вас в стенах святая святых нашей страны — в парламенте.

Они обменялись рукопожатием, и Бантинг пошел проводить высокого гостя.

На следующий день Кравчинский писал Фанни:

«А починка сюртука мне в 8 шиллингов вылилась. Черт знает, как дорого.

P. S. Напиши, сколько тебе нужно на отъезд: абсолютный минимум».

IV

IV

Сербия объявила войну Болгарии. Прямого отношения к Англии это, разумеется, не имело, все же беспокойство охватило и Лондон. Город вздрагивал от взрывов. Они время от времени происходили в самых неожиданных местах.