– Именно, в Париже.

Она хихикнула:

– Дядя Лоренцо – это что-то. Мама его обожает. Он нечасто нас навещает, но они созваниваются почти каждый день… Не хотите зайти ко мне и выпить холодного чая или еще чего-нибудь? На улице адская жара. Вам там будет удобнее подождать маму. Мы услышим ее машину.

– Мне не хочется вас беспокоить…

– Мои дети отправились на озеро Лилинона кататься на лодке вместе с их отцом, так что прошу вас, не стесняйтесь!

Все больше нервничая, я вылезла из машины и пошла вслед за Орнеллой в патио соседнего дома, построенного в том же стиле, что и дом Рейнсфердов. Лужайка была усеяна пластиковыми игрушками: фрисби, Барби без головы, лего. Я присела в тени патио. Здесь было прохладно. Я представляла себе Сару, которая смотрит, как играют ее внуки. Наверняка она приходит повидаться с ними каждый день, раз они живут по соседству.

Орнелла протянула мне большой стакан холодного чая, который я приняла от всей души. Мы молча его попивали.

– Вы живете в наших местах? – наконец спросила она.

– Нет, я живу во Франции, в Париже. Я вышла замуж за француза.

– В Париже? Вау! Красивый город, верно?

– Верно, но я так счастлива снова оказаться дома. Моя сестра живет на Манхэттене, а родители в Бостоне. Я приехала к ним на лето.

Зазвонил телефон. Орнелла пошла ответить. Проговорила что-то тихим голосом, вернулась в патио и снова присела рядом со мной.

– Это была Милдред, – пояснила она.

– Милдред?

– Медсестра, которая ухаживает за моим отцом.

Женщина, с которой Чарла говорила вчера по телефону и которая упомянула пожилого человека, прикованного к постели.

– Вашему отцу лучше? – бросила я пробный камень.

– Нет. У него рак в последней стадии. Он не поправится. Уже не может говорить и все время без сознания.

– Мне очень жаль, – пробормотала я.

– Слава богу, мама очень сильная. Это она поддерживает меня в нашем несчастье, а не наоборот. Она замечательная. И мой муж, Эрик, тоже. Не знаю, что бы я делала без них.