Я не могла произнести ни слова. Чувствовала себя опустошенной.

– Как вас это потрясло, бедная девочка, – проворковала она, по-матерински гладя мне щеку сильной рукой.

Я что-то лепетала, мотая головой. Сил не осталось. Я была как пустая скорлупа. От перспективы пуститься в долгую обратную дорогу до Нью-Йорка хотелось кричать во весь голос. И потом… Что я скажу Эдуару? А Гаспару? Как им такое сказать? Вот просто: она умерла? И ничего тут уже не поделаешь?

Она умерла. Умерла в сорок лет. Ушла. Умерла. Исчезла.

Сара умерла. Я никогда с ней не поговорю. Я никогда не смогу сказать ей, как мы сожалеем, как сожалеет Эдуар и что семья Тезак никак не способствовала той трагедии и не осталась равнодушной. Я не смогу сказать ей, как ее не хватает Гаспару и Николя Дюфорам. С какой теплотой и любовью они думают о ней. Слишком поздно. Уже тридцать лет как слишком поздно.

– Я никогда ее не видела, – продолжила миссис Рейнсферд. – Мы познакомились с Ричардом через несколько лет после ее смерти. Он был грустным человеком. А их сын…

Я подняла голову:

– Их сын?

– Да, Уильям. Вы знаете Уильяма?

– Сын Сары?

– Да, сын Сары.

– Мой кровный брат по отцу, – добавила Орнелла.

– Бедный bambino, ему было всего двенадцать, когда его мать умерла, сами понимаете… Это разбило мальчику сердце. Я вырастила его как собственного ребенка. Научила любить Италию. Он женился на итальянке из моей родной деревни.

Она лучилась гордостью.

– Он живет в Роксбери? – спросила я.

Она улыбнулась, снова погладив мне щеку:

– Mamma mia, нет, Уильям живет в Италии. Он уехал из Роксбери в восьмидесятом году. Ему было двадцать лет. Он женился на Франческе в восемьдесят пятом. У него две чудесные дочки. Время от времени он навещает отца, и меня, и Неллу, но не очень часто. Он не любит это место. Оно напоминает ему о гибели матери.

Я вдруг почувствовала себя лучше. Мне уже было не так жарко, ощущение удушья прошло. Теперь мне дышалось легче.