И однако, прохаживаясь по пустым комнатам, еще пахнущим свежей краской, оглядывая кухню и кабинет, я спрашивала себя, как я смогу выдержать пребывание в этом месте. Здесь, где умер младший брат Сары. Секретный шкаф более не существовал, его уничтожили, когда сносили перегородку, чтобы объединить две комнаты. Но для меня это ничего не меняло.

Вот здесь все и произошло. Я не могла изгнать эту мысль из головы. Я не рассказывала дочери о произошедшей в этих стенах трагедии, но она ее по-своему чувствовала – интуитивно и эмоционально.

Одним дождливым ноябрьским утром я отправилась в квартиру, чтобы определиться со шторами, обоями и коврами. Изабель оказывала мне бесценную помощь. Она ходила со мной по бутикам и студиям домашнего дизайна. К величайшей радости Зоэ, я решила отказаться от нейтральных тонов, которые так любила в прошлом, и осмелилась выбрать новые, более смелые цвета. Бертран выказал свое безразличие, махнув рукой: «Как вам будет угодно, – в конце концов, это же ваш дом». Зоэ пожелала комнату в лимонно-лиловых тонах. Это настолько напоминало вкусы Чарлы, что я не удержалась от улыбки.

На лакированном паркете меня ожидала груда каталогов. Я добросовестно их листала, когда зазвонил мой мобильник. Я узнала номер. Это был дом престарелых Мамэ. В последнее время Мамэ была усталой, раздражительной, иногда невыносимой. От нее трудно стало добиться улыбки, даже Зоэ это редко удавалось. Она со всеми была до крайности нетерпелива. Теперь посещения превратились в настоящее испытание.

– Мадемуазель Джармонд? Это Вероника, из дома престарелых. Вынуждена сообщить вам плохие новости. С мадам Тезак все не очень хорошо, у нее случился удар.

Потрясенная, я вскочила:

– Удар?

– Сейчас ей немного лучше, ею занимается доктор Рош, но вам бы следовало приехать. Мы уже предупредили вашего свекра. Но нам не удалось связаться с вашим мужем.

Я повесила трубку в растерянности и панике. Снаружи дождь стучал в окна. Где Бертран? Я набрала его и попала на автоответчик. В его бюро рядом с площадью Мадлен никто вроде бы не знал, где он может быть, даже Антуан, которому я сказала, что нахожусь на улице Сентонж и если объявится Бертран, пусть перезвонит мне как можно скорее. Это очень срочно.

– Господи, это ребенок? – пролепетал он.

– Нет, Антуан, это не ребенок, это его бабушка, – ответила я. И отсоединилась.

Я бросила взгляд наружу. Дождь лил как из ведра, на улице словно висел серый блестящий занавес. Я вымокну. О нет! А впрочем, не важно. Мамэ. Чудесная Мамэ, милая Мамэ. Моя Мамэ. Нет, Мамэ не может покинуть нас сейчас, она слишком нужна мне. Слишком рано. Я не готова. Впрочем, я никогда не буду готова к ее уходу. Я огляделась вокруг. Гостиная, где я увидела ее в первый раз. И снова я почувствовала всю навалившуюся тяжесть случившихся здесь событий, которые неотступно меня преследовали.