Только бы моя мать вернулась домой. Чудо, что Киото не рассыпался в прах в ее отсутствие.

1 августа 1939 года Мать забрала моего мальчика. Она забрала его, точно так же, как сокол хватает блестящий предмет и уносит в гнездо. Я едва жива от горя. Она настояла, чтобы он провел весь август с ней в Киото, а меня не пригласили. Хотя я замужняя женщина и мать наследника нашей семьи, очевидно, я все еще слишком испорчена, чтобы осквернять порог ее любимого города. Ясуэй пока не вернулся. Прошу его в письме немедленно вернуться домой и принять командование своим домашним хозяйством. Моя мать грубо обращается с нами. Я увольняю всех слуг, всех до единого, и говорю им, что пошлю за ними, когда захочу, чтобы они вернулись. Я одна в огромном доме. Мои шаги рождают эхо. Но я не могу оставаться здесь, запертая в стенах дома моего мужа, в городе, который не чувствуется родным. Я должна выбраться отсюда. Я должна выбраться отсюда. Я пойду туда, где спасаюсь всегда, когда жизнь становится невыносимой. И обращусь к музыке.

1 августа 1939 года

Мать забрала моего мальчика.

Она забрала его, точно так же, как сокол хватает блестящий предмет и уносит в гнездо.

Я едва жива от горя.

Она настояла, чтобы он провел весь август с ней в Киото, а меня не пригласили. Хотя я замужняя женщина и мать наследника нашей семьи, очевидно, я все еще слишком испорчена, чтобы осквернять порог ее любимого города.

Ясуэй пока не вернулся. Прошу его в письме немедленно вернуться домой и принять командование своим домашним хозяйством. Моя мать грубо обращается с нами. Я увольняю всех слуг, всех до единого, и говорю им, что пошлю за ними, когда захочу, чтобы они вернулись.

Я одна в огромном доме. Мои шаги рождают эхо. Но я не могу оставаться здесь, запертая в стенах дома моего мужа, в городе, который не чувствуется родным.

Я должна выбраться отсюда.

Я должна выбраться отсюда.

Я пойду туда, где спасаюсь всегда, когда жизнь становится невыносимой.

И обращусь к музыке.

20 августа 1939 года Я познакомилась с американцем. Я познакомилась с американцем на симфоническом концерте. Он слегка коснулся моего плеча, когда я выходила, улыбнулся мне и сказал, что я уронила веер. Он говорит по-английски, он не знает ни слова пояпонски, и он прямо загорелся, когда выяснил, что я его понимаю. Он служит в армии, или на флоте, или что-то в этом роде. В любом случае у него есть униформа. Но поскольку в его стране сейчас мирное время, он в отпуске и приехал сюда, чтобы рисовать цветущую сакуру. Кожа у него коричневая, как кокосовый орех, такой я никогда не видела, и глаза цвета янтаря. Прекрасные глаза. Боже мой, прекрасные. Он высокий, очень высокий, с сильными руками, которые, по его словам, умеют водить плуг. Я не знаю, что такое плуг – наверное, это какое-то крестьянское сельскохозяйственное приспособление. У него идеальные полные губы. Он необычайно красивый мужчина. Но я уже это проходила. Я знаю последствия. Я подавила желание, я не мечтала о любви с тех пор, как мой муж надел кольцо мне на палец и поводок на шею. Я его движимое имущество, его племенная кобыла, его верная и послушная жена, и я буду ею до самой смерти. Вот что сказала бы моя мать. Вот что я должна сказать. Но я видела американца уже пять раз, каждый вечер на этой неделе. Он снимает ужасную маленькую комнату в худшей части города, однако мне все равно. Я набрасываю на голову шарф, надеваю темные солнцезащитные очки и иду в гетто, как будто я не двоюродная сестра императора, как будто меня не называют «маленькой принцессой». Он джентльмен. Он никогда не пытается прикоснуться ко мне, хотя я отмечаю, как его глаза скользят по коже у моей ключицы, словно все его мысли о том, чтобы целовать меня там. Мы беседуем. Как ни удивительно, мы беседуем обо всем. У нас нет ничего общего, и все же мы прекрасно понимаем друг друга. Я никогда не могла ни с кем так разговаривать. Мой мальчик скоро вернется домой, и хотя я счастлива, я знаю, что это вернет и моего мужа. Несмотря на все его недостатки, он любит нашего сына. Муж смотрит на меня как на мебель, но я боюсь, что он почувствует на мне запах желания. Я собака в течке. Я иду опасным путем. Надо с него сойти. Но я не могу. О, я не могу.