Живший по соседству мальчонка по прозвищу Арбуз принялся подпевать. Он был совсем еще мал, но голос у него был сильный и влажный:

— Ах, держать твои бы руки! Ах, пойдем, пойдем со мною…

Ивэнь встала; ее коротенькое платьишко совершенно ничего не прикрывало.

— Ай Мин, хочешь пойти на Площадь?

— Не могу.

— Ну, тогда завтра, — Ивэнь вылила из ведра мыльную воду и сложила туда чистую посуду.

— А какой он, твой парень? — спросила Ай Мин.

Ивэнь снова поднялась на ноги, чуть покачиваясь; посуда бренчала, как бьющиеся в окно птицы. Она лукаво улыбнулась.

— Мне нравится, когда у тебя волосы распущенные.

Ай Мин окунула руки в собственную воду для посуды и сказала:

— Ивэнь, а где ты магнитофон достала?

— У Толстогубого на углу. Хочешь такой? Он мне всегда задешево продает.

— Хочу. Для папы.

— Да не вопрос. Стукнись мне в окно, вместе пойдем.

— Мы не хунвейбины! Мы последние из поколения Четвертого Мая. Ты что, разницы не понимаешь?

Будильник Ай Мин еще не прозвенел — значит, было еще рано. Или, может быть, поздно — глухая ночь; но голос Ивэнь нельзя было ни с чем спутать.

— Си-ван-му пресветлая! Мы во всем себе ради тебя отказывали, и такой кошмар вырос!