— Ивэнь! — завопила она. Легкие разрывались. — Ивэнь!
Ай Мин сама того не понимала, но то, чем она казалась снаружи, и та, кем она была внутри, вдруг слились воедино. Восторг казался до странного легким. Мимо прошла, держась за руки, кучка журналистов из «Жэньминь жибао», даже не позаботившихся спрятать свои значки. Один нес плакат на палке, гласивший: «Свобода мысли! Свобода слова!» Воздух полнился такими словами, плакатами и транспарантами, покрывшими улицу точно ходячий печатный текст, словно сама улица была огромной запрещенной книгой. Трудно было поверить, что разворачивавшееся перед Ай Мин происходило на самом деле — а не было контрреволюционной галлюцинацией. И, что было еще страннее, никто не плакал, не сожалел и не тревожился о прошлом, и не было и следа той ежедневной неискренности, что была нормальной частью повседневной жизни. А вот и Ивэнь нашлась — прямо перед ней. Ай Мин сократила расстояние между ними вдвое, потом еще вдвое. Милиционеры куда-то делись, словно и они тоже принадлежали какому-то другому Пекину. И что, кто-то отрубил репродукторы? Ай Мин подбежала к подруге. На неровной брусчатке велосипедный звонок тренькнул, и, заслышав его, Ивэнь повернулась, увидела Ай Мин и расплылась в сияющей улыбке.
— Что есть революция? — спросила Ивэнь, полусмеясь, полуплача. — Что есть революция, Ай Мин?
Может, революция как раз на это и похожа, подумала Ай Мин. Ивэнь протянула руку и обняла ее за талию.
— Вот это — революция, — выдохнула она прямо Ай Мин в волосы.
Из-за низкого политического статуса отца в Холодной Канаве у Ай Мин никогда раньше не было настоящей подруги. Теперь они шли, как семья, потерявшая друг друга, а затем нашедшая. Тяньаньмэнь была вратами, проходом на площадь без стен, без препятствий — только ветер и пространство, чтобы дышать, и даже глас, призывающий забыть о себе. Пары обнимались, прильнув друг к другу с широко распахнутыми от желания глазами. Может, подумала Ай Мин, к экзаменам содержимое ее мыслей станет дозволительным, и единственным, что требует оценки, останется лишь качество ее рассуждений. Если так, то эта перемена свершилась внезапно, почти никак о себе не предупреждая, и прежде, чем Ай Мин хотя бы подумала о том, что бы такого пожелать — или отважилась помыслить, что всего за одну ночь общество станет другим.
Ивэнь пела: