Почти уже выйдя со двора, Ай Мин поняла, что забыла закрыть окно.
— Ивэнь, Ивэнь, подожди, — прошептала она, оборачиваясь, чтобы вернуться.
Подойдя к окну, она заметила, что из дверного проема на нее движется чья-то высокая фигура. Ай Мин внушила себе, что это ей только кажется, и опустила стекло.
— Ай Мин! — услышала она. — Ай Мин, ты куда?
Ай Мин бежала, не останавливаясь.
— Ай Мин, вернись!
Эти затянутые дымом улицы не могли принадлежать ее городу. Ай Мин лавировала между кучами мусора: перевернутые стулья, неизвестно откуда взявшиеся кирпичи, ветки деревьев, брошенные машины, тележка, в которой сидели и молча таращились двое детей. За ними, на перекрестке Мусиди, виднелись перевернутые автобусы и дым по меньшей мере дюжины костров.
— Ивэнь, мы куда?
Но та лишь продолжала ехать вперед.
— Да как они могли, — сказала Ивэнь. Она каким-то образом была и спокойна — и в отчаянии. — Как они могли?
Крутила педали она с яростью, точно за ними гнались.
Во все стороны катили стайки велосипедов. Мимо, вихляя на поворотах, проехал в сторону Мусиди грузовик, полный молодых парней. Парни прокричали, что едут на баррикады. К облегчению Ай Мин, на Чанъаньцзе по мере приближения к Тяньаньмэнь становилось все меньше хаоса. Чем дальше они ехали по бульвару, тем глуше становились звуки боя. Перед ними встала площадь — палаточный город, приземистый и серый на фоне бетона, и Богиня демократии, сиявшая, точно порожденная игрой света иллюзия.
— Назад нельзя, — сказала Ивэнь. — На Фэнтай людей убивают. И на Гунчжуфэнь. Прямо на улице, на перекрестке. Ай Мин, я это видела. Сама видела. Сначала они просто слезоточивый газ пустили, но потом пошли настоящие пули, настоящая кровь, они за людьми по переулкам бегут…
— Гунчжуфэнь.
— Не знаю, не знаю.
Ай Мин продолжала шевелить ногами, велосипед летел вперед, но она почувствовала, будто падает.
— Мне надо назад. Мой отец на Гунчжуфэнь.
— Ты что, с ума сошла? — Ивэнь так горько плакала, что, наверное, ничего перед собой не видела. — Они по людям стреляют.