— В него попали, попали! Кто-нибудь, помогите!

Фань поддерживала тяжело опершегося ей на плечо человека — высокого, крепко сбитого, в темно-синей рабочей одежде, и, когда Воробушек подбежал помочь, тот рухнул всем весом вниз, как шест. Воробушек чуть не упал и испугался, что раненый их всех повалит. Он уцепился за что-то — за что-то железное — и тут же отпустил, потому что обжег ладонь.

— Осторожно, осторожно, — как во сне бормотала Фань, словно переводила через дорогу маленьких детей. — Не дайте им добраться до студентов.

Рука Воробушка словно таяла. Опиравшийся на него мужчина произнес:

— Пожалуйста, не бросайте меня. Пообещайте мне, пожалуйста. Вы же не можете меня бросить.

— Я вас не брошу. Скажите, как вас зовут, — твердость в голосе Воробушка казалась фантастической и далекой. — Куда вас ранило? — Саму рану сплошь залило кровью.

— Она внутри, — уже плача, сказал человек. — Это они со мной сделали.

Подбежал кто-то с грузовым велосипедом, все кричали, коляска была скользкой от крови и толстого слоя грязи. Высокого раненого втиснули на борт рядом с той самой женщиной, которую Воробушек уже видел. Глаза ее были открыты и вопрошающе смотрели на него. Хозяин велосипеда начал жать на педали, они постарались ему помочь, подталкивая коляску с двух сторон.

— Куда? — прокричал велосипедист. — Куда?

— Езжайте на запад, в больницу Фусин!

— Нет, нет, лучше его в медцентр на Чжушукоу…

— Погодите, погодите, тут еще люди…

В коляску спешно погрузили еще два тела.

— Спасайтесь сами! — дрожа в лихорадке, простонал раненый. — Вы что, не видите, что они стреляют?

Воробушек подумал о своем велосипеде — велосипед ему понадобится, но где же он его оставил? Какой-то человек наливал в железную емкость бензин и плакал: «Скоты! Мясники! Долой компартию!» Дым рванулся Воробушку в грудь, наполнил горло, застил глаза. Его охватил гнев, который, как он думал, давно угас — или же вовсе прежде был ему несвойственен. Воробушку показалось, что в плотной толпе он заметил Фань — и он двинулся туда.

На перекрестке Мусиди Воробушек очутился на знакомых улицах, в окружении знакомых зданий и домов его соседей, отчего он непонятно почему почувствовал себя в безопасности. Шум был невообразимый — взрывались канистры с углекислым газом, кричали люди, вдоль проезжей части летали коктейли Молотова, которыми засыпали танки. Вдруг земля задрожала, отозвавшись на что-то поблизости. Если Воробушек закрывал глаза слишком надолго, шеренги людей исчезали — и, может быть, оказались бы стерты и ряды домов. Солдаты распевали слова Председателя Мао: «Пусть нас не трогают, и мы не тронем, а если тронут — мы не останемся в долгу». Воробушек пошел к бронированным грузовикам, около которых солдаты принимали одну за другой ледниковые, тающие позы: На колено. Огонь. Встать. Вперед. Оливково-зеленая форма и твердые своды касок до странного не шли к их молодым лицам. Слишком молодым — они выглядели не старше, чем много лет назад были Кай и Чжу Ли. Солдаты шли невозможно медленно, словно их тела были воздушными шарами, а ружья отлиты из свинца. До Воробушка донесся глухой удар — бронированный танк врезался в бетонный блок. Шум стал еще громче. Один танк погнал на то самое место, где Воробушек стоял мгновение назад. Ему показалось, что он еще там и смотрит, как танк все растет. Бегущие люди вдруг словно застыли. Все, что он видел, стало звуком — треск деревьев, размах винтовки, острие штыка. Он ощутил свист пролетающих мимо пуль — но треск выстрелов запаздывал, раздаваясь лишь секунду, две, три спустя.