Когда Кортнер, демонстративно покашливая и не прощаясь, вышел из конференц-зала, Босков наконец опомнился. Его взгляд встретился с моим, и он кивнул мне. Решение было принято. Босков будет «за». Я с облегчением вздохнул. Только теперь я почувствовал себя по-настоящему сильным. Только теперь я понял, что дело будет сделано.

И я прекратил дискуссию. Но прежде чем распустить народ, я назначил на завтрашнее утро в девять часов — ну хорошо, пусть будет восемь — новую говорильню. Все стихли, и эту тишину нарушил Вильде:

— Правильно ли я понял, что этот срок будет включен в сетевой план как официальный запуск?..

Тут Босков встал и обратился к аудитории:

— Я думаю, все согласятся со мной, что, если мы приложим все силы, дело будет сделано.

В сумятице поспешного ухода каждый хотел напоследок выяснить какой-нибудь вопрос. Кончилось тем, что Леман и Вильде вообще сцепились.

— Господа, господа, может, вы обратитесь в конфликтную комиссию, — взывал я, когда меня хотели сделать третейским судьей.

Леман задребезжал:

— Что касается оценки опытной аппаратуры…

— Да ты рехнулся, — перебил я, — на черта тебе здесь «Роботрон», это можно прикинуть на логарифмической линейке.

— Совершенно верно, теперь, прошу прощения, преимущественным правом пользуются экономические анализы!

— Только без паники, — сказал я, — вам понадобится по меньшей мере два дня, пока вы подготовите для машины ваши материалы.

— Из чего следует, — взрывается Леман, — что машина вообще никому больше не нужна.

Когда Хадриан, Шнайдер и Юнгман удалились в направлении отдела химии, Харра овладел бригадой вычислителей, а всем остальным была обещана встреча завтра утром, зал наконец опустел, и в нем остались только Босков, фрау Дегенхард да я.

Босков уговаривал фрау Дегенхард, которая торопливо складывала сумку.

— Ты самый подходящий для нас человек, чтобы облегчить нам работу в ближайшее время, понимаешь, как оно получается, у нас масса всякой писанины, и протоколировать надо…

— …и укладывать детей спать, и готовить им завтрак, и проверять домашние задания, и стирать белье. — Фрау Дегенхард поднялась с места. — Боюсь, что я все-таки не самый подходящий для вас человек.

На добродушном лице Боскова появилось то смешанное выражение озабоченности и неудовольствия, какое появлялось всякий раз, когда он не желал примириться с какими-нибудь очевидными фактами.

— А сколько им лет, твоим пацанам? — спросил он.

— Клаудии — восемь, Томасу — десять, Михаэлю — двенадцать.